ему на хранение пачку чертежей и расчетов: он конструировал первый английский самолет и боялся, что если он не вернется с войны, работа его пропадет. В нее, сказал он, никто не верит. Уэллс тоже не верил, но он от него это скрыл. Два года спустя Данн снова пришел к нему, целый и невредимый, и забрал у него свои бумаги. Ну а в 1915 году капитан Данн катал Уэллса на своем самолете. Данн был не только инженером и одним из первых английских авиаторов. Он работал еще в области математики и казался Уэллсу очень интересным человеком. Правда, несколько неожиданным. Он был еще немного мистиком. Так вот, час проверки отношения Уэллса к его собственным, предназначенным для публики доказательствам настал в 1927 году, когда его давний друг Данн опубликовал свою книгу «Эксперимент со временем». Она принесла ему новое признание, хотя на этот раз не в научных, а в литературных кругах. Джон Бойнтон Пристли даже назвал работу Данна «одной из, по всей вероятности, самых важных книг нашего столетия», и чтение этой книги подвигло его на создание целого цикла «пьес о времени». Первой книгой, которую сам Данн некогда прочитал по этому вопросу, был все тот же труд Хинтона «Что такое четвертое измерение». Однако, как он пишет, человеком, по-настоящему прояснившим для него эту проблему, оказался Герберт Уэллс. Он, по словам Данна, изложил ее с такой ясностью и краткостью, что вряд ли кому-либо удалось его превзойти. Отклик Уэллса на эти слова был совершенно обескураживающим. Он объяснил Данну, что тот понял его слишком буквально: он ведь популярности ради сильно упростил проблему, скрыв от читателя главные трудности, возникающие при ее решении. И сделано это было, по словам Уэллса, «в интересах литературы». Для того, чтобы его спор с Данном не забылся, он еще запечатлел его в книге «Покорение времени», появившейся много лет спустя, в 1944 году. Данн всерьез на Уэллса обиделся и обвинил его в приверженности к «викторианскому материализму». Ради того, чтобы высказать свою обиду, он даже прибавил абзац к третьему изданию своей книги, вышедшему в марте 1934 года. Поэтому не следует подозревать Уэллса в том, что он так вот, напрямик, верил в возможность создать экипаж, подобный изображенному в «Машине времени». При этом и чисто научная и общемировоззренческая заслуга Уэллса исключительно велика. И в том, и в другом отношении он в известном смысле предвосхитил Эйнштейна. Вспомним: частная теория относительности создана в 1905 году – через 10 лет после «Машины времени», а общая – в 1907–1916 гг. Путешествие по времени, каким Уэллс представил его читателям, основано на возможностях, которые открывает геометрия четырех измерений, получившая признание уже в конце 60-х годов XIX века. Однако, пишет Уэллс в «Покорении времени», представители неэвклидовой геометрии «были безразличны к революционным возможностям материала, которым они располагали. Мир в целом сохранял ньютоновские очертания; в нем были три пространственных измерения плюс время, плюс гравитация, и большинство образованных людей на всем свете было вполне удовлетворено этой картиной мира. Они не могли представить себе какую-либо альтернативу ей». Уэллс накрепко связал пространственные и временные понятия в «Жесткой вселенной», в статьях для «Всякой всячины» и, наконец, во вступительной главе «Машины времени» и тем совершил грандиозный прорыв к физике XX века, воплотившейся прежде всего в теории Эйнштейна. Конечно, следует повторить, непосредственная связь времени с пространством вскрывается лишь при скоростях, сопоставимых со скоростью света, но, не ощутимая в повседневности, она все же существует. И Уэллс первым объявил об этом. Именно в этом несовпадении обыденного и научного, видимости и правды, «здравого смысла», в котором всего лишь закрепляется наш повседневный опыт, и действительного положения дел Уэллс и увидел революционные возможности своего открытия. Ему надо было перевернуть привычные представления и тем самым избавить людей от предрассудков, приучить их самостоятельно мыслить, воспринимать мир во всем его грандиозном масштабе. В Южном Кенсингтоне на примере дарвинизма он увидел, какую освобождающую роль может сыграть новая научная теория. Теперь он хотел самостоятельно сделать это, обратившись к физике. И надо повторить: он сделал это в интересах литературы. Конечно, литературы, какой он ее себе представлял. Литературы, несущей огромное мировоззренческое содержание, способной растормошить умы, сдернуть пелену с людских глаз. В этом он видел свою жизненную задачу. Но для того, чтобы ее осуществить, надо было еще подняться на ее уровень – стать писателем глубоким, доступным, хорошим. К сожалению, «Аргонавты хроноса», сколько он над ними ни бился, очень долго еще оставались плохой литературой. Подражательной, претенциозной, безвкусной. Во всем, начиная с названия. У позднего Уэллса оно вызывало чувство стыда. В первоначальном своем виде «Аргонавты хроноса» – произведение романтическое, написанное под преобладающим влиянием Готорна. Действие развертывается в валлийской деревушке. Ее жители полны предрассудков и уже за его непохожесть ненавидят недавно поселившегося в этих краях доктора Небогипфеля. Они собираются напасть на него и с успехом сделали бы это, если б не местный священник Илия Кук. Ему удается предупредить великого ученого и помочь ему спастись. Когда мистер Кук приходит к Небогипфелю, он видит «Арго времени» и выслушивает рассказ изобретателя о том, как ему удалось построить этот корабль. Когда-то, рассказывает Небогипфель, он прочитал сказку Андерсена о гадком утенке, и она определила всю его жизнь. «Эта сказка, если вы ее хорошо поняли, расскажет вам почти все, что вы хотите узнать обо мне; она поможет вам понять, как мысль о такой вот машине возникла в голове смертного. Даже тогда, когда я читал эту сказку в первый раз, я уже почувствовал: это и обо мне рассказ, это и моя судьба… Уже в то далекое время тысячи обид и несправедливостей начали отдалять меня от всего человечества, от людей, родных мне по крови… Гадкий утенок, доказавший, что он может быть прекрасным лебедем; гадкий утенок, прошедший через презрение и горечь к вершине величия, – вот кто такой я!.. – Короче говоря, мистер Кук, – продолжает Небогипфель, – я открыл, что я – один из тех, кого у нас зовут гениями. Это люди, родившиеся раньше своего времени, их мысли – мысли более мудрого века. Людям их века не дано понять ни их поступков, ни их мыслей. Я понял, что судьба гениев – это и моя судьба и что для меня предназначена в моем веке худшая из человеческих мук – одиночество.

Десятки лет молчания и душевных страданий – иного не мог дать мне мой мир. И я понял – я из тех, чье время не пришло, но придет… Тридцать лет опытов и глубочайших раздумий о секретах материи, о ее формах, о жизни, а затем появился он, «Арго времени», корабль, который плавает по времени. Теперь я соединюсь со своим поколением… Я проплыву на своем корабле через века, пока не найду свое время!..» Конечно, сказка о гадком утенке – это сказка не об одном Небогипфеле, а еще и об Уэллсе. Он говорит о себе. Но пока что – чужими словами. В сюжете это чувствуется не менее отчетливо, чем в монологе героя. В первоначальном своем виде «Аргонавты хроноса» состояли из трех частей. В первой рассказывалось о появлении в валлийской деревушке таинственного уродливого незнакомца, о его странном образе жизни и всеобщей к нему враждебности. Эта часть завершалась сценой, в которой перед жителями деревни впервые предстает корабль времени. Ворвавшись к Небогипфелю, они видят его в ярком свете электрических лампочек стоящего вместе с пастором Куком на высоком сооружении из бронзы, красного дерева и слоновой кости. Мгновение – и доктор Небогипфель со своим спутником исчезают с их глаз. Во второй части на авансцену выходит сам автор. Он рассказывает, как отдыхал однажды на острове и вдруг перед ним возник и минуту спустя исчез «корабль времени». Один из двух людей, находившихся на нем, остался на острове. Автор перевез его на берег, выходил и услышал от него то, что и составляет третью часть рассказа. В ней сообщается, что Небогипфель знает подробности нескольких преступлений и удивительных происшествий, случившихся в разные века и тысячелетия. В тот момент, когда в дом ворвалась толпа, Небогипфель собирался лететь в Золотой век, и пастору ради своего спасения пришлось