— Да! Еще мне кажется, что я услышала короткий вскрик. Ну не мог же он умереть, не вскрикнув? — сбивчиво рассуждала, глотая слезы, Людмила. — Просто тогда у меня в голове все так смешалось… Думаю, я все же на какой-то миг потеряла сознание — после всего того, что услышала в свой адрес. Я поднялась, осмотрела Лешу, поняла, что он мертв, и просто-напросто сбежала. Мне требовалось немного побыть одной и все хорошенько обмозговать — куда спрятать труп, как объяснить исчезновение Алексея, если ко мне в дом заявятся люди из милиции. А что они придут — в этом я нисколько не сомневалась! А как же иначе? Все-таки он был у меня, и я, быть может, последняя, кто его видел живым. За исключением убийцы, конечно, — поправилась она в самом конце. — Вот такая история.

— Хочешь сказать, что спустя какое-то время ты бы вернулась сюда? Что-то я в этом сильно сомневаюсь…

Тут я вспомнила, что Аллен там один и ему, человеку, вызвавшемуся мне помочь в этом трудном деле, может стать обидно, что его так долго держат за дверью.

Ледяной змеей промелькнула мысль, что Аллена там нет. Что он сбежал. Почему-то вспомнилось мне золотое правило тети Жени, одно время учившей меня жить. «Таечка, дорогая, всегда надо предполагать самое худшее, и тогда, поверь, жизнь будет преподносить тебе приятные сюрпризы. Ты готовилась к самому худшему, а оказалось, что все не так уж и плохо! Да только ты оказалась подготовленной заранее…»

Вот и я тогда предположила самое худшее. Хотя что же плохого в том, если Аллен исчез? В сущности, я готова была его понять и простить. Но мне ли в той ситуации было думать о прощении? Он-то простил меня за то, что я натворила. Вырвала человека из его привычного жизненного ритма, из его среды, напугала до полусмерти и привезла в какую-то деревню (пусть и заселенную олигархами), в дом, где недавно убили человека. Кому же такое может понравиться?!

Аллена я нашла в гостиной, перед пылающим камином. Чувствовалось, что он очень гордился тем, что ему удалось разжечь такой огонь.

— Ну, как дела? Она призналась? — спросил он, и я, за время общения с Людмилой успевшая отвыкнуть от звуков его голоса, нашла его акцент очень приятным. Интересно, Людмила тоже заметила, что он говорит с иностранным акцентом?

— Нет. Она сказала, что не видела, как ее любовника кто-то ударил по голове этой штуковиной… Да, она думает, что труп еще там! В моей комнате для гостей.

— И что мы будем делать?

— Думать.

Мы вернулись с Алленом в кухню. Людмила чуть не поперхнулась водкой, очередную порцию которой она только что в себя влила.

— Послушайте, это чистая правда! Я никого не убивала! Клянусь всем, чем хотите! — бросилась она к Аллену.

— Что будем делать, Люда? — Я решила не выдавать наш с Алленом план до тех пор, пока не пойму, можно ли верить ей в том, что она не хотела меня подставить и что ее бегство связано с тем состоянием невменяемости, в котором она, как мне думалось, находится до сих пор.

— Пожалуйста, не вызывайте милицию… Давайте отвезем тело куда-нибудь подальше, спрячем… — залепетала моя соседка.

— Скажи-ка мне, почему это мы должны помогать тебе прятать тело?

— Ну хотя бы потому, что вы теперь тоже заинтересованы в том, чтобы его подольше не нашли! — захлопала мокрыми ресницами Людмила.

Признаюсь, в эту минуту все мои сомнения моментально исчезли, и я поняла, что вижу перед собой очень опасную женщину, которая не только не раскаивалась в том, что она использовала для тайных свиданий мой дом, но и намеревается в самое ближайшее время меня подставить, да еще и открыто заявляет об этом.

— Хорошо, ты права, — сказала я, взглядом давая понять Аллену, что не все так просто. — Давайте же поскорее действовать! Близится рассвет… Когда мы будем выносить тело, нас могут увидеть. К примеру, соседка тетя Аня, которая развозит молоко по домам. Она встает рано, ты, Люда, это знаешь.

— Как скажешь…

Людмила, ощутив мою поддержку и «понимание», решительным шагом направилась к той комнате, где, как она думала, все еще лежал труп ее любовника.

Мы с Алленом последовали за ней.

Людмила открыла дверь, заглянула в комнату и замерла. Потом, пробормотав что-то, пожала плечами и повернулась к нам:

— Послушайте, я ничего не понимаю… Его здесь нет!

— Кого? — спросила я.

— Леши… Он лежал вот здесь! На полу! Когда мы с ним ругались, я сидела на кровати, а он стоял вот тут. Он говорил мне ужасные вещи… Господи, вот оказалась я в этой комнате и сразу же все вспомнила… Вот, видите, у меня даже щеки покраснели. Дура! Ну какая же я дура!

— Как оказалась здесь эта еда? И вино? — спросила я, прекрасно зная, что Аллен стоит позади меня с портативной видеокамерой Нестора («Смотри, какая удобная вещь! В хозяйстве сгодится!» Я вздохнула, вспомнив своего покойного мужа. Все-таки как же мне его не хватает!) и записывает каждое слово, каждое движение Людмилы.

— Тая, да ты что?! Я же тебе сказала, что все это принесла я из своего дома! Я у тебя ничего не брала! В том-то все и дело, что мне хотелось угостить Алексея тем, что я умею готовить сама. Но где же труп?!

— Какой труп?

— Тая… Ты что?! Здесь же еще недавно лежал труп Леши! Что с тобой?! Что вы задумали?! Я же честно рассказала вам, как все было! Я не знаю, кто ударил его по голове этой статуэткой…

— Я не знаю ни о каком трупе, — заявила я, желая сейчас только одного — чтобы Людмила как можно скорее покинула мой дом. Теперь, когда у нас появились доказательства, что Люда пригласила сюда Алексея и эта история с убийством — ее личная история, не имеющая к нам никакого отношения, требовалось поскорее избавляться от этой особы.

— Да? Не знаешь?!

— Людмила, ты приводила сюда своего любовника, ко мне, в мой дом… Зачем?

— Тая, да что с тобой?! Я ведь тебе уже все рассказала!

И она, поддавшись действию паров алкоголя и собственных эмоций, принялась вновь с жаром рассказывать мне о своей несостоявшейся любви и о тех ухищрениях, которыми она воспользовалась, чтобы муж не поймал ее с любовником. Причем, рассказывая о том, как она устраивала эти свидания, она взывала к моему пониманию и чувству женской солидарности.

Ее развозило прямо на глазах. Она уже даже не могла стоять, не придерживаясь за спинку стула.

— Пожалуйста, убери всю свою посуду и сделай так, чтобы тебя потом долго искали… — сказала я ей с чувством невыразимого отвращения, чего она, кстати, даже не заметила, поскольку была поистине в ужасном состоянии.

Открыв шкаф, она достала оттуда большую спортивную сумку, в которой и принесла продукты и посуду, и принялась убирать со стола. Остатки салатов и заветренные куски курицы и хлеба она сложила в пакет со словами: «Это собачке». Было очевидно, что она явно не в порядке, и многое из того, что происходило сейчас, она просто не осознает, а рано утром, когда она проснется и вспомнит, что случилось ночью в этой комнате, реакция ее будет жуткой… Но вспомнит ли она, кто убил ее тренера? Или же она солгала мне, заявив, что она не видела убийцу, потому что убийцей была сама?