Неожиданно она выпрямилась. В руках ее была грязная тарелка. Она обвела комнату помутневшим взглядом:

— Но где же он? Когда я уходила, он лежал здесь, вот, прямо тут, под ногами… Он что, приснился мне?!

— Согласись, что с твоей стороны это было отвратительно — воспользоваться моим домом… — Я уже и не знала, что мне такое сказать, чтобы в записи осталось как можно больше компрометирующей Людмилу информации.

— Ты уж прости меня, Таечка, прости! Тебе и самой сейчас нелегко после смерти Нестора… Хоть ты его и не любила, но ведь всегда жаль, когда человек умирает. Вот и Леша мой… Такие гадости мне наговорил, уж поверь мне, а теперь его нет… Кто разбил ему голову — ума не приложу! Господи, как же болит голова! Того и гляди треснет. Ну что ж, я пошла… Может, мне все это снится?

Она вышла из дома через дверь очень хорошо известного ей черного хода и двинулась по тому же маршруту, по которому не так давно бежал, сгибаясь под тяжестью мертвого тела, Аллен. Даже со стороны видно было, что она очень пьяна. Ее пошатывало, каблуки скользили по ледяной дорожке, она старалась придерживаться рукой за ветки кустов и завитки кованых ворот, чтобы не упасть.

Трудно сказать, что я по отношению к ней в ту минуту испытывала — жалость или презрение? Думаю, и то, и другое.

— На ковре кровь осталась, — сказал Аллен. — И следов вокруг полно… Что будем делать?

— Прости меня, Аллен. Это просто кошмар какой-то! Говорить о том, что я не виновата, — это не сказать ничего! Это я заманила тебя сюда. Это я, пусть и косвенным образом, виновна в том, что все получилось так ужасно! Если я скажу тебе, что виновата и в том, что каким-то невероятным образом спровоцировала свою соседку изменить ее мужу, что ты на это скажешь?

— Но ты же сама говорила, что муж Люды не обращал на нее внимания. Ну, посоветовала ты ей заняться собой или завести любовника, пусть даже спровоцировала ее на этот поступок, но любовника-то она завела сама! И мужа обманывала сама! Конечно, тебе не следовало доверять ей ключи от своего дома, тем более что ты знала о ее похождениях с этим тренером. Можно было догадаться, что когда-нибудь ей взбредет в голову воспользоваться твоим «гостеприимством»… Но теперь-то что говорить об этом? Это ее история, а мы с тобой тут ни при чем.

— Но Людмила оказалась далеко не такой умной, как я предполагала. Поскольку она была способна оставить труп в моем доме и моя судьба ее при этом совершенно не интересовала, то где гарантии, что она в трудный для нее момент не наврет, что Корнеев был не ее, а моим любовником?! И это она предоставляла нам свой дом для свиданий, чтобы Нестор ничего не узнал! Я столько книг прочла в последнее время о коварных женщинах! Любая мелодрама или криминальный роман — и там сплошные подлости и предательства. В этих книгах словно собраны воедино все рецепты самых низменных человеческих поступков! Что делать, Аллен?

— Сжечь ковер! Разрезать на куски и сжечь в камине. Золу развеять по ветру. Больше в комнате следов пребывания ее тренера нет. А что касается следов твоей соседки и наших — что же в этом особенного?

— А что мне делать с Гекатой? По фильмам я знаю, что, даже если замыть все хорошенько, все равно частицы крови останутся…

— Закопать ее в саду. Или хорошенько спрятать в доме. Дом-то большой, в нем полно разных вещей. Я видел какие-то черные лакированные китайские сундуки… Напольные часы… Думаю, в кладовке у тебя стоят бочонки с вином или с чем-то еще, куда можно спрятать эту несчастную Гекату. Надо отнестись к этому творчески, и тогда все получится! А сейчас неси ножницы, разрежем этот злосчастный ковер.

Память возвращалась к ней медленно. Все было каким-то невеселым, замедленным и тяжелым. Болела голова, глаза почему-то не открывались. Когда же Людмила все-таки проснулась и нашла в себе силы приподняться на постели, то первое, что она увидела — большую спортивную сумку, стоявшую возле двери.

Людмила повернула голову и разглядела сквозь опухшие веки туалетный столик… вот отсюда и начался тот жуткий вечер. Здесь, за этим столиком, она вчера накладывала косметику, надевала черное шелковое белье, укладывала волосы, брызгала на шею и грудь духами и мечтала о том, как пройдет их свидание. После нервных, коротких, лишенных какой бы то ни было романтичности прежних ее встреч с Алексеем ей хотелось настоящего свидания — в тихой домашней обстановке. С вкусной, приготовленной ее собственными руками едой, хорошей выпивкой и мягкой постелью. И, главное, ей хотелось, чтобы можно было спокойно и с удовольствием провести время, не прислушиваясь к звукам на улице. У Таи, к счастью, нет домработницы, которая могла бы их потревожить. И сторожа тоже нет. Странно, но они с Нестором всегда полагались на хорошие замки. А ведь в доме так много дорогих вещей! И в каждой комнате, как ей казалось, спрятано по сейфу, и все они набиты деньгами. Но это их проблемы… Главное, что у Людмилы имелись ключи и она могла свободно пользоваться ими, не оказавшись при этом замеченной кем бы то ни было. Камеры видеонаблюдения в своем доме она вывела из строя. Ей понадобилось несколько дней, чтобы их обнаружить и залепить «глазки» жевательной резинкой.

Ее память словно застыла, как стоп-кадр, на том моменте, когда она накрывала на стол в Таином доме в ожидании прихода Алексея. Она помнила все до мельчайших подробностей: как она выкладывала еду на тарелки, расставляла фужеры, курила в нервном ожидании, спрашивая себя — может ли она надеяться на то, что Алексей ее все же любит, а не просто проводит с ней время?

Мысли ее долго не покидали этой комнаты «для свиданий». Но она все же встала с постели и, накинув халат, шатаясь, подошла к сумке. Открыла. Мерзкий кисло-чесночный дух вырвался наружу и заполнил собою ее чистенькую беленькую спальню. Вспомнилось сразу все: рыбьи, бесстрастные глаза Алексея, его тонкие губы, когда они растягивались в противной ухмылочке: «Любви ей захотелось!» Он говорил ей настолько гадкие слова, так больно жалил ее своими определениями, так откровенно хамил и издевался над ней, что еще немного — и он, наверное, плюнул бы ей в лицо! Вот что она тогда почувствовала. Она не могла понять — за что он ее так возненавидел? Неужели он и в самом деле чувствовал себя с ней в постели, как проститутка, которую вызывают по телефону, пользуются ее услугами и потом отказываются платить? Это его слова! Он требовал денег! Открытым текстом! «Ты, сука, что же думаешь, что я все это выделывал так просто, ублажал тебя за красивые глаза?! Да ты похожа на жабу, между прочим!»

Вспомнив об этом, Людмила не могла не расплакаться. Она сидела на постели и рыдала, пока память прокручивала в ее больной голове все подробности последнего свидания…

Лицо ее горело, словно Алексей даже после своей смерти продолжал хлестать ее по щекам своими ледяными ладонями.

Алексей мертв. Она это знала, потому что сама, своими глазами, видела его мертвым. С разбитой головой. И эту уродливую остроконечную статуэтку какой-то там богини, выпачканную в крови, она тоже видела на ковре и понимала, что удар нанесла именно она. Но вот кто убил Алексея — она так и не поняла. Кажется, не было никаких посторонних звуков. Ни шагов за дверью… Хотя если бы там кто-то и находился, то за этими оскорбительными и даже истеричными выкриками Алексея она бы ничего не расслышала. Да и вообще ей тогда казалось, что она улавливает лишь биение собственного сердца.