Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы не записали мой телефон.
– Я у кого-нибудь перепишу.
И он опять ушел.
Рассказ начальника Херсонского порта.
Когда я еще был маленьким инженером, меня направили в министерство выбивать деньги на строительство жилого дома для портовиков. Я набрал две полных сетки рыбы: тараньки, балыка, копченых, вяленых лещей – и сетку коньяка «Каховский».
Приехал в Москву. Остановился у знакомых и утром пошел в министерство.
Сел в садике у Большого театра, раскрыл кошелку – Господи! Рыба червями покрылась!
Я стал перебирать.
А вокруг народ собрался.
– Не продаешь?
Я кричу:
– Нет!
Разгоняю.
Одни сменяют других.
Перебираю рыбу и разгоняю людей.
Перебрал. Пошел в министерство.
К замминистра. Такая мощная фамилия на дверях.
Встретил главного инженера ЧМП Енгибаряна:
– Что у тебя?
– Рыба.
– Ты с ума сошел! Сиди!
Я сел… Он вошел… Выходит:
– Заходи.
Сидит зам с тремя очками на столе.
Для чтения, смотрения и разговора.
– Что у тебя?
– Да вот жилой дом…
– В кошелках?!
– Рыба. Коньяк.
Нажал кнопку:
– Скворцов и Беляев пусть зайдут ко мне.
Ну, думаю, милиция…
Вошли два здоровенных бугая.
– Что у вас у руках?
– Рыба.
– Раскройте!
Я ни жив ни мертв.
Открыл.
И началось.
Они пьют. Я чищу и подношу.
Через два часа – гора шелухи и пять пустых бутылок.
Этот берет очки для чтения.
– Чего хотел?
– Деньги на строительство жилого дома.
Кнопку нажал.
– Клава! Найди ему пятьсот пятьдесят тысяч.
Она ушла.
Пришла.
Дает бумажку.
Я только в Херсоне и рассмотрел ее – шестьсот шестьдесят тысяч.
А вот и дом. Слева. Мы как раз проезжаем…
Он присылал ей письма.
Он часто уезжал.
Он все время в разъездах.
Письма с разных концов страны.
Мой друг Чиж.
Он рассылал друзьям.
Они пересылали ей.
Они жили счастливо.
Пока он не умер.
И умер, кстати, на руках любящей семьи.
А письма, к сожалению, приходят.
Посмотрела на часы:
– Ой! Уже десять. Что скажет мама?
И тут же успокоилась.
Через час опять случайно посмотрела:
– Ой! Уже одиннадцать, что скажет папа?
И успокоилась…
Как только ее взгляд падал на часы:
– Ой! Уже шесть! Что скажут на работе?
Крики повторялись каждый час. Потом она забылась легким, праздничным, дачным сном.
Они лежали.
Вдруг звякнул звонок.
– Муж!
Они вскочили, стали лихорадочно одеваться.
Он, полуодетый, выглянул на лестничную площадку с носком в руке.
Никого.
Он облегченно обернулся.
В комнате стоял такой же полуодетый мужчина с носком в руке.
Двое с носками в руках.
Тот приехал ночью домой.
Хотел незаметно войти.
Этот хотел незаметно выйти.
20 лет прошло.
Ужас в его сердце до сих пор.
«Мама! Сижу пост ГАИ, тридцать девятый километр Оскоярве. Телеграфируй пять пятьсот. Машину угнали. Все здоровы. Целуем, Миша, Витя, лейтенант Васильев».
Я стоял посредине пустыря в Ульянке и рассматривал закат, и вдруг осторожно постучали в спину:
– Разрешите пройти!
– Пожалуйста, – я отодвинулся, и он прошел, с трудом сохраняя вертикальное положение.
Господи! А мы-то все, оказывается, из воды…
И даже наш Президент.
И даже олигархи.
И даже железнодорожники.
И даже генералы.
И даже депутаты.
И когда одно ведро воды кричит на другое:
– Ты не та вода! Ты живи среди своих!
– У нас вода другая!
– Понаехало чужое Н2О…
А если вода из нас выйдет, останется 20 кг сухих костей, которым все равно, где валяться и кто на них будет валяться после нас.
Песик японский пекинес умер от инфаркта, когда перед ним внезапно открыли зонт.
Он увидел мир в черном цвете.
* * *
Купили попугая.
А в доме была кошка Санта-Барбара.
Персидская, очень добрая и спокойная.
Попугай скончался в клетке.
Она лежала наверху.
Он внутри скончался от инфаркта.
* * *
Другой попугай стучал клювом в зеркало, кричал: «Программа «Время» – и хохотал: – Ха-ха!»
Скончался от инфаркта.
* * *
Наша кошка Фелиция, преданная, но мрачная красавица, принесла Наташе в постель половину мышки.
Я думаю, лучшую половину.
Она очень любит Наташу.
И не могла понять, отчего шум, гам, беготня.
Она шептала:
– Позвольте! Извините. Неужели после колбас, сосисок вам не хочется чего-то свеженького? Это деликатес.
Все кричали: