Первое, что Коэн помнил о складе, был запах затхлости.

Когда повязку наконец сняли и он увидел, что очутился в офисе большого ангара, окруженный группой одинаково одетых египтян, замешательство, смятение и тревога спутали его мысли. Он вспомнил, как поначалу все не мог понять, каким образом это место могло быть священной землей, о которой рассказывал дед.

— Простите, что пришлось так поступить, — сказал один из незнакомцев. — Уверен, вы понимаете, как важно соблюдать осторожность.

Хотя дедушка говорил Аарону, что родственники диаспоры разбросаны по всему миру, молодой человек все же был шокирован, когда первым, кто предстал перед ним, был темнокожий египтянин. Позже, узнав, что человеческий геном на 99,9 процента идентичен вне всякой зависимости от внешности, Коэн не раз с улыбкой вспоминал свое тогдашнее изумление. Поразительные голубые глаза священника и висящий на белой тунике прямо над сердцем сверкающий серебряный талисман впоследствии подтвердили отдаленные и, тем не менее, отчетливые наследственные узы.

— Вы очень похожи на вашего отца, мистер Аарон. Разве чуть выше. Он был очень, очень хорошим человеком. Божий свет будет всегда разлит над ним.

Английский священник был почти безупречен.

— Меня зовут Халил. — Он тепло пожал руку. — Большая честь видеть вас здесь.

Аарон продолжал молчать, несмотря на то, что добрые слова Халила развеяли его тревоги. Он наблюдал, как один из людей принялся открывать люк, вмонтированный в пол.

— Надеюсь, ваше путешествие прошло спокойно?

— Да, сэр.

— Прошу вас, Аарон, называйте меня Халил.

Его тон был удивительно спокойным. Аарон кивнул.

Халил усмехнулся.

— Вот и хорошо. Пойдемте, пора начинать, — сказал он, показав на черный прямоугольник в полу. — Нам многое предстоит обсудить.

В тесном, темном подвале Халил мастер-ключом отомкнул грубую помятую железную дверь. Петли жалобно застонали, когда он открыл ее. Нащупав за дверью выключатель, он пробудил к жизни цепочку ламп дежурного освещения, свисавших с центра потолка вдоль туннеля.

— Не лучший вариант, конечно, — признался он, подняв голову к тусклым лампочкам. — Однако большой прогресс в сравнении с факелами, которыми мы пользовались аж до двадцатого века.

Эти слова наконец-то заставили юношу улыбнуться. Он быстро понял, что Халил был добрым и мудрым человеком.

Аарон смотрел, как египтянин притворил вновь застонавшую петлями дверь, длинные пальцы задвинули засов. Когда до него дошло, что его закрыли в мрачном подземелье где-то в заброшенном уголке Египта, руки задрожали. Он сунул их в карманы. Дедушке бы это не понравилось, но в этом подземелье даже Богу не рассмотреть, где у него руки, а где голова.

Халил опустил правую руку Аарону на плечо, а левую протянул вперед, приглашая проследовать в туннель.

— Полагаю, не слишком завлекательно, но там, в конце, тебя ждет нечто особенное. Идем.

Они пошли рядом — ширины туннеля хватало только-только. Аарон вздрогнул, заметив скорпиона, шмыгнувшего по земляному полу. Халил, однако, даже бровью не повел, когда насекомое перебежало по его сандалии.

— Твой дедушка сказал мне, что ты много учился и был блестящим учеником.

— Просто я считаю, что очень важно изучать нашу историю, — ответил Аарон.

— Наша история — это дверь в наше будущее, — согласился Хал ил. — Ты читал об Ониасе и телле?[77]

— Да, сэр… То есть, Халил.

Чтобы хоть как-то унять беспокойство, Аарон рассказал ему, что узнал из прочитанных исторических свидетельств об Иудейской войне.[78]Во втором веке до нашей эры Ониас был первосвященником в иудейском храме и слыл ярым противником языческих жертвоприношений, которые в те времена дозволялись на священном алтаре Яхве. Ониас считал, что эллинская культура отравляет храм, оскверняет его. Когда сирийский царь Антиох стал грозить войной иудеям, Ониас отплыл в Александрию в поисках убежища под протекцией Птолемея, который ненавидел Антиоха. Ониасу пожаловали эту землю в номе,[79]называвшемся тогда Гелиополисом. И здесь Ониас соорудил город-крепость на вершине рукотворного холма. На его высшей точке он построил новое святилище, новый храм Всевышнему, по образу и подобию иерусалимского, но размером меньше и свободный от варварских влияний.

— И произошло все это в точности с пророчеством Исайи, — добавил Халил. — Пророк говорил, что в месте под названием Город Солнца язык ханаанский будет звучать в земле египетской и поднимется там алтарь Господу.[80]Как и сказал Исайя, именно отсюда Спаситель начал свою миссию избавления израильтян.

Дальше оба шли в молчании. Не достигая половины, туннель делал плавный поворот. Освещение оставалось тусклым, и Аарону едва удалось разглядеть в его конце что-то прямоугольное.

— Ты знаешь, что случилось с храмом Ониаса? — решил проверить его Халил.

— Римляне сожгли его. А вскоре после этого, в семидесятом году нашей эры, они разрушили иерусалимский храм.

Иосиф Флавий, припомнил Аарон, тоже очень подробно описал это.

— Римляне надеялись растоптать малейшую надежду на новое восстание в Иудее. Ониас был не только священником, здесь, в Гелиополисе, у него имелась своя армия. Римляне считали этот последний оплот Иудеи очагом нового мятежа.

— Превосходно, юный Аарон, — сказал Халил. — И с тех самых пор время и стихия вступили в тайный сговор беспрепятственно востребовать ту малость, что осталась от великого города-храма Ониаса. Вон там… — он указал рукой вверх, на пятиметровую толщу земли у них над головами, — нам оставили одни лишь руины. Но здесь, внизу, сохранилось истинное наследство Ониаса. Готов ли ты узнать о нем, чтобы воистину сделаться Сыном Света?

— Готов.

— Готов ли ты увидеть его? Увидеть то, что защищала армия Ониаса?

«Увидеть?»

— Я… Думаю, да.

Аарон посмотрел Халилу в глаза, и его охватило то же горячее нетерпение, что он испытал, когда отец подводил его к дедушкиной секретной комнате: будто они вдвоем вот-вот пустятся в путешествие.