Наконец-то мы были вдвоем, и я наслаждалась близостью своего любимого. Постиранные вещи мы развесили по кустам и разложили на раскаленных камнях. Затем мы сели на солнце, я в канге, Лкетинга голышом. Он достал маленькое зеркальце, тонкую палочку и начал ловко разукрашивать лицо оранжевой охрой. Его длинные красивые пальцы двигались так точно, что смотреть на него было одно удовольствие. Он выглядел фантастически. Во мне стало просыпаться желание. Он посмотрел на меня и рассмеялся: «Почему ты все время на меня смотришь, Коринна?» «Это очень красиво», – сказала я. Лкетинга покачал головой и сказал, что так говорить нельзя, это принесет несчастье.

Вещи высохли быстро, и, собрав их, мы поехали домой. В деревне мы зашли в чайный дом, в котором кроме чая подавались еще мандаци, кукурузные лепешки. Здание представляло собой что-то среднее между бараком и большой маньяттой. На полу находились два очага, на которых готовился чай. Вдоль стен вместо скамеек были приделаны доски. Там сидели три старика и два морана. Они поприветствовали друг друга: «Супа моран!» «Супа», – прозвучал ответ. Мы заказали чай, и, пока два воина внимательно разглядывали меня, Лкетинга начал разговор, произнося одни и те же предложения, которые я уже начинала понимать. Здесь у каждого незнакомого было принято спрашивать имя, место жительства, как обстоят дела у его семьи и животных, откуда он идет и куда направляется. После этого начиналось обсуждение предстоящих событий. Так в этой глуши происходил обмен информацией, который в городе осуществляется с помощью газет и телефона. Когда мы ходили куда-то пешком, такая беседа происходила с каждым встречным. Два морана поинтересовались, что это за мзунгу. Когда Лкетинга завершил разговор, мы вышли из чайного дома.

Мама вернулась и сразу занялась уборкой нашей старой маньятты. Крышу залатали картоном и циновкой. Коровьего навоза пока не было. Лкетинга пошел с Джеймсом в лес, чтобы нарубить еще колючих веток. Они хотели выправить забор и сделать его выше. Те, кто на время праздника оставался в Барсалое, рассказали, что несколько дней назад в деревню пробрались два льва и задрали коз. Они пришли ночью и перепрыгнули через колючий забор. Схватив коз, они бесследно исчезли в темноте. Воинов в краале не осталось, и преследовать хищников было некому. Теперь все старательно укрепляли свои заборы и делали их выше. Все вокруг только и говорили что об этом происшествии, подчеркивая, что нужно быть начеку, потому что они обязательно вернутся. В нашем краале им придется сложнее, так как рядом с хижиной мы поставили «лендровер», перекрыв таким образом часть пространства.

Вечером вернулись наши животные. Благодаря швейцарскому колокольчику мы с Лкетингой услышали их издалека и пошли им навстречу. Возвращение животных домой – очень красивое зрелище. Сначала проходят козы, а за ними коровы.

Наш ужин состоял из угали, который Лкетинга поел позднее, почти ночью, когда все заснули. Наконец-то мы смогли заняться любовью. Действовать следовало бесшумно, потому что мама и Сагуна спали меньше чем в двух метрах от нас. Однако это не мешало мне наслаждаться шелковистостью его кожи и его диким желанием. Когда все кончилось, он прошептал: «Теперь у тебя будет ребенок». Он произнес это так уверенно, что я рассмеялась. Тем не менее я вспомнила, что у меня уже давно не было месячных, но была склонна приписать это своему ослабленному состоянию, а не беременности. С мыслью о ребенке я заснула совершенно счастливой.

Ночью я проснулась оттого, что у меня сильно тянуло желудок. В следующий же миг я поняла, что у меня понос. Меня охватила паника. Я осторожно ткнула пальцем в Лкетингу, но он крепко спал. Боже мой, проход в заборе мне никогда не найти! Кроме того, поблизости могут бродить львы. Я бесшумно выбралась из маньятты и, оглядевшись, нет ли кого поблизости, присела за «лендровер». Понос длился бесконечно. Мне было очень стыдно, потому что я знала, что справлять большую нужду в пределах крааля – серьезное преступление. Воспользоваться бумагой я не могла и подтерлась нижним бельем, которое засунула под «лендровер». Сотворенное безобразие я засыпала песком в надежде, что к утру от этого кошмара не останется и следа. Я испуганно залезла обратно в маньятту. Никто не проснулся, только Лкетинга что-то тихо пробурчал.

Только бы не случилось следующего приступа! Ночь прошла спокойно, и только утром я помчалась в лес. Понос не прекращался, и мои ноги снова стали дрожать от слабости. Вернувшись в крааль, я незаметно взглянула на место своего преступления и с облегчением заметила, что там все чисто. Наверное, бродячая собака уничтожила все следы. Я сказала Лкетинге, что у меня проблемы и что я хочу попросить в миссии лекарства. Несмотря на активированный уголь, понос продолжался весь день. Мама принесла мне домашнее пиво, я должна была выпить целый литр. Оно выглядело отвратительно, и вкус у него был не лучше. Однако после двух стаканов я захмелела и целый день продремала.

Через какое-то время вернулись юноши. Лкетинга был в деревне, и никто не мешал мне наслаждаться общением. Мы говорили обо всем на свете, о Швейцарии, о моей семье и предстоящей свадьбе. Джеймс восхищался мной и гордился тем, что его брату, которого он считал человеком непростым, досталась белая хорошая жена. Юноши много рассказали мне о своей школе, о строгом директоре и о том, как сильно отличается жизнь тех, кто посещает школу. Многое в родительском доме теперь казалось им непонятным. Они приводили примеры, над которыми мы дружно смеялись.

Джеймс спросил, почему бы мне не начать зарабатывать деньги, ведь у меня есть машина. Я могла бы привозить для сомалийцев кукурузу или сахар, перевозить людей и т. д. Из-за ужасного состояния дорог заниматься этим я не хотела, но сказала, что после свадьбы обязательно найду какое-нибудь дело, которое будет приносить мне доход. Я мечтала иметь собственный магазин и торговать продуктами, но пока это было только желание. Я была слишком слаба, и прежде нам следовало узаконить наши отношения. Только после этого я должна была получить разрешение на работу. Услышав о магазине, юноши пришли в восторг. Джеймс заверил меня, что через год, закончив школу, обязательно мне поможет. Эта мысль показалась мне очень заманчивой, но все же год – довольно большой срок.

Лкетинга вернулся, и вскоре юноши уважительно покинули нашу маньятту. Он спросил, о чем мы разговаривали. Я поделилась с ним идеей насчет магазина. К моему изумлению, он тоже очень обрадовался. На весь район это был бы единственный магазин масаи, и сомалийцы остались бы без покупателей, потому что местные предпочтут ходить к людям из своего племени. Он сказал, что на это потребуется много денег, и спросил, есть ли у меня необходимая сумма. Я успокоила его, сообщив, что у меня осталось немного денег в Швейцарии. Идея была хорошая, но ее еще нужно было хорошенько обдумать.

В последнее время я часто помогала больным. Однажды я вылечила ребенка соседки, у которого образовался на ноге гнойный нарыв, и с тех пор матери ежедневно приносили мне своих детей. У некоторых были самые жуткие абсцессы. Я очищала раны, смазывала, забинтовывала и наказывала им приходить через два дня. Вскоре людей стало так много, что у меня закончилась мазь, и я больше никому не могла помочь. Я отправляла их в госпиталь или в миссию, но женщины уходили молча, не следуя моему совету.