Начался новый приступ. Меня зазнобило, и вскоре у меня снова застучали зубы. Охваченная паникой, я крепко ухватилась за кровать, чтобы не свалиться. «Дорогой, помоги мне!» – взмолилась я. Лкетинга лег рядом, накрыв половину моего тела, но я продолжала дрожать. Джомо сказал, что у меня, скорее всего, малярия и мне нужно в больницу. В моей голове загремело: малярия, малярия, малярия! Меня бросало то в холод, то в жар. Простыни промокли насквозь. Пить, пить! В номер заглянула хозяйка гостиницы и, посмотрев на меня, что-то сказала. Я уловила слова «мзунгу», «малярия», «больница». Но я покачала головой. Здесь, в Найроби, я в больницу не лягу. Я слышала об этом городе так много плохого. А еще Лкетинга! Один в Найроби он пропадет.

Хозяйка ушла и вскоре вернулась с порошком от малярии. Я выпила его с водой и в изнеможении откинулась на подушки. Когда я снова очнулась, вокруг было темно. Голова гудела. Я позвала Лкетингу, но никто не откликнулся. Через несколько минут или часов мой любимый пришел. Он сидел внизу, в баре. От него пахло пивом, и мой желудок снова скрутило. Всю ночь меня бил озноб.

Проснувшись наутро, я услышала их голоса. Они говорили о празднике в Барсалое. Джомо подошел к моей кровати и спросил, как я себя чувствую. Плохо, ответила я. Не поедем ли мы сегодня домой? Невозможно, сказала я. Мне нужно было в туалет. Мои ноги подкашивались, я почти не могла стоять. Надо поесть, пронеслось у меня в голове.

Лкетинга пошел вниз и вернулся с тарелкой мяса. Когда я увидела еду, мой желудок, который и без того жутко болел, сжался. Меня снова стошнило. Кроме желтой желчи, ничего не вышло, но именно такая рвота самая болезненная. Понос тоже не прекращался. Мне было так плохо, что я думала, что умираю.

Вечером на второй день, измученная приступами лихорадки, я периодически засыпала, теряя при этом всякое ощущение времени. Музыка из бара так сильно действовала мне на нервы, что я вопила и зажимала уши руками. Видимо, терпение Джомо подошло к концу, и он сказал, что сходит к родственникам и вернется через три часа. Лкетинга пересчитал наши наличные деньги, и мне показалось, что определенной суммы не хватает. Но мне это было безразлично. Я понимала, что если ничего не предпринять, то живой мне из этого отеля не выйти.

Лкетинга купил витамины и местное средство от малярии. Преодолевая рвотный рефлекс, я запихнула таблетку в рот. Меня все же вырвало, и я сразу выпила еще одну. Тем временем наступила полночь, а Джомо все не возвращался. Мы беспокоились за него, потому что этот район Найроби был очень опасен. Лкетинга почти не спал и заботливо ухаживал за мной.

Благодаря таблеткам приступы почти прошли, но я так ослабла, что не могла поднять руку. Лкетинга был в отчаянии. Он хотел пойти искать Джомо, но в незнакомом городе это было бы безумием. Я уговорила его остаться в гостинице. Нам нужно было как можно скорее уехать из Найроби. Я глотала витамины, как конфеты. Постепенно мои мысли прояснились. Если я не хочу здесь сгнить, нужно собрать последние силы, сказала я себе. Я отправила Лкетингу за хлебом и фруктами. Все, что пахло мясом, вызывало у меня отвращение. Я заставила себя съесть все по кусочку. Потрескавшиеся губы от фруктов ужасно горели, но, чтобы встать на ноги, мне было необходимо набраться сил. Джомо бросил нас в беде.

Я боялась, что Лкетинга сорвется, и это придавало мне сил. Я решила попробовать принять душ – вдруг мне станет легче? Мой любимый дотащил меня до душа, и я с огромным трудом помылась. Белье нам не меняли уже три дня, и я потребовала перестелить постель. Затем я решила немного пройтись. На улице у меня закружилась голова, но я упрямо шла вперед. Пятьдесят метров дались мне так тяжело, как будто это были пятьдесят километров. Я пообещала Лкетинге, что на следующее утро мы уедем из Найроби. Когда я в изнеможении упала на кровать, мне хотелось только одного – оказаться дома у мамы, в Швейцарии.

Утром мы на такси доехали до автовокзала. Лкетинга очень беспокоился из-за того, что мы уезжаем без Джомо. Но мы прождали уже два дня и были вправе уехать. К тому же до праздника Лкетинги оставалось очень мало времени.

Дорога в Исиоло длилась вечно. Лкетинга поддерживал меня, чтобы на рытвинах я не свалилась с сиденья. В Исиоло Лкетинга предложил переночевать там, но мне хотелось домой. Мне не терпелось добраться хотя бы до Маралала. Может, я увижу там Юту или Софию. Я с трудом дошла до миссии и села в наш автомобиль, пока Лкетинга прощался с миссионерами. Он хотел сесть за руль, но я не позволила. Мы были в маленьком городе, и здесь было полно полицейских.

Я тронулась с места и поняла, что у меня не хватает сил даже надавить на педаль. Первые несколько километров были заасфальтированы, а потом началась проселочная дорога. Вскоре мы остановились и захватили троих самбуру, которые направлялись в Вамбу. Я думала только о дороге. Ямы и ухабы я видела уже издалека, а происходящего в машине попросту не замечала. Только когда кто-то зажег сигарету, я попросила ее немедленно затушить, иначе бы меня вырвало. Я чувствовала, как сжимается мой желудок. Только бы не останавливаться! Если я остановлюсь и меня вырвет, на это уйдет слишком много энергии. Я взмокла от пота. Чтобы он не заливал мне глаза, я постоянно протирала лоб рукой. Я ни на секунду не сводила глаз с дороги.

Наступил вечер, и вдалеке показались огни Маралала. Я не могла в это поверить, потому что ехала без всякого чувства времени. Припарковавшись возле нашего отеля, я заглушила мотор и посмотрела на Лкетингу. Я удивилась, почувствовав, какое легкое у меня тело, и в следующую секунду у меня в глазах потемнело.

Я открыла глаза и подумала, что очнулась от кошмарного сна. Однако, оглядевшись вокруг, поняла: стоны и крики – это действительность. Я лежала в огромной больничной палате, в которой кровати стояли плотными рядами. Слева лежала старая худая женщина самбуру. Справа стояла розовая детская кроватка. Лежавший в ней ребенок постоянно бился о деревянную решетку и кричал. Куда бы я ни бросила взгляд, повсюду были нищета и страдания. Почему я в больнице? Я не понимала, как сюда попала. Где Лкетинга? Меня охватила паника. Как давно я здесь? На улице светило солнце. Моя кровать представляла собой железный остов с тонким матрасом и грязными сероватыми простынями.

Мимо прошли два врача в белых халатах. «Hello!» – помахала я им. Мой голос был так слаб, что стоны заглушали меня, а сесть на кровати не хватало сил. Голова была слишком тяжелая. Мои глаза наполнились слезами. Что происходит? Где Лкетинга?

Женщина самбуру заговорила со мной, но я не поняла ни слова. Наконец пришел Лкетинга. Увидев его, я успокоилась. На то, чтобы радоваться, не было сил. «Привет, Коринна, как ты себя сейчас чувствуешь?» Я вымученно улыбнулась и ответила, что неплохо. Он сказал, что, как только мы приехали, я потеряла сознание. Хозяйка нашего отеля сразу вызвала «скорую помощь». В больнице я со вчерашнего вечера. Он просидел со мной всю ночь, но я так и не пришла в себя. Я не могла поверить, что ничего этого не помню. Врач сделал мне какой-то укол.

Через некоторое время к моей постели подошли два врача. Они сказали, что у меня острая малярия, но помочь они мне не в силах, потому что нет лекарств. Все, что они могут, – это дать мне какие-то таблетки. Мне нужно много есть и спать. От одного слова «есть» мне стало плохо, а заснуть под такие крики и стоны было невозможно. Лкетинга сидел на краю кровати и беспомощно смотрел на меня.