Милка медленно, как кошка, крадущаяся к птичке, пошла вперед, вынимая из ножен тот самый нож, которым она вчера расправилась с толстым парнем. Ее глаза и губы были влажны, багровый, распухший нос и красные угрястые щеки пылали сильнее обычного, будто девушку изнутри распирала горячая магма, ища выхода на белый свет.

Блондинка завизжала еще громче, задергалась в руках парней, но те держали крепко, ей оставалось лишь попытаться ударить подходящую Милку ногой, обутой в изящные дорогие босоножки, сделанные из переплетения золотистых ремешков. То ли эти босоножки принадлежали ей до Дня непослушания, то ли она успела пограбить магазин в «Пентагоне». Скорее всего первое – видно было, что девка холеная, ухоженная, из хорошей, обеспеченной семьи. Может, из семьи чиновников или эфэсбэшников – тут их жило немало.

– Уйди! Не подходи, уродина! А-а-а!

Блондинка попыталась пнуть Милку, но та с какой-то нечеловеческой грацией увернулась от пинка и с размаху врезала кулаком прямо девке под дых. Блондинка захлебнулась кашлем, склоняясь вперед, а Милка схватила ее за красный топик и рванула на себя. Легкая ткань с треском разошлась, обнажая небольшую грудь, упакованную в кружевной лифчик. Милка поддела его пальцем, оттянула, просунула нож, и лямка щелкнула, разрезанная бритвенно-острой сталью. За ней последовала другая лямка. Потом перемычка между чашечками, и вот уже лифчик сполз на бока, обнажив конусы крепкой красивой груди.

Тем временем блондинка отдышалась, собралась что-то сказать, но Милка поднесла нож к ее глазу и, скалясь на манер акулы из фильма «Челюсти», радостно сказала:

– Я сейчас тебе глаз вырежу! Веришь? Одного тебе хватит, точно! И ухо отрежу! Вот только дернись – и будешь уродкой, поняла?

Блондинка с ужасом посмотрела на кончик ножа, который висел в сантиметре от ее левого глаза, и мелко-мелко, стараясь на напороться на острие, закивала-затрясла головой. Тогда Милка подошла к ней вплотную, левой рукой провела по голой груди и, наклонившись, крепко поцеловала блондинку прямо в губы. Оторвалась, бессмысленно хихикнула и, облизнувшись, оттянула пояс юбки на талии блондинки.

Через несколько секунд девушка была совсем нага, если не считать босоножек. Она тяжело дышала, и широко раскрытые глаза с ужасом перебегали с одного стоявшего перед ней парня на другого.

Глад невероятно возбудился, глядя на то, что делала Милка, а когда она поцеловала блондинку – он чуть не кончил. Да, не зря он ее оставил в живых! Ценная девка!

– Милка, эту тоже раздень, – приказал он и заставил себя успокоиться. Потом. Все потом!

Брюнетка не сопротивлялась. Она тихо всхлипывала и таращилась на Милку, как на чудовище из ада, каким в общем-то та для нее и являлась. Да и не только для нее.

Милка и вторую девку умудрилась не порезать – срезала одежду чисто, как опытный микрохирург. Целовать брюнетку не стала, только потрогала ее грудь и, сморщив нос, сообщила:

– У меня лучше! – И, помолчав, добавила:

– Хочешь, покажу? – Не дождалась ответа, хихикнула, отошла к Гладу.

– Ну что, кто тут быдло? Кто обезьянка? – спросил Глад, глумливо усмехаясь. Ответа он не услышал и приказал: – Поставьте ее на колени!

И тут же передумал, поправился:

– Нет! Нагните ее!

Он обошел блондинку вокруг (та уже всхлипывала и жалобно скулила), похлопал ее по заду, потом медленно расстегнул штаны и…

Блондинка вскрикнула, застонала. Как ни странно, она оказалась девственницей, и это очень понравилось Гладу. Он быстро кончил, поднял обрывок топика, обтер кровь с члена. Заправил рубаху в штаны, застегнул пояс и, чувствуя в теле блаженную истому после полученного наслаждения, приказал, указывая на первого попавшегося парня:

– Теперь ты!

Покрутил головой, выбирая следующего, кивнул еще одному из парней:

– А ты – ее! Давай! Быстрее!

Парень колебался не больше секунды, расстегнул штаны… Вот уже и брюнетка кричит и захлебывается слезами.

Девок насиловали не меньше часа. А может, и больше – Глад время не засекал. Скоро жертвы уже не могли стоять, так что их бросили на землю, где они вяло шевелились в пыли, уже плохо понимая, что с ними происходит и что с ними делают. Когда через девок прошли все парни (Глад внимательно следил, чтобы все поучаствовали в этом действии), он приказал поднять жертв с земли и оттащить к грузовику. Пока тащили, думал, что же такого сотворить, чтобы это было похоже на обряд посвящения, и в конце концов придумал. По его команде достали из кузова веревки, которые, видимо, применялись для закрепления груза в случае, если машина была не полна, блондинке и брюнетке связали ноги и, перекинув веревки через фургон, подняли вверх ногами так, что головы их оказались на уровне груди Глада. Он сам руководил подъемом и на нужной высоте приказал тянущим веревку парням остановиться и закрепить концы канатов на машине.

Подождав, когда все собрались возле вывешенных, слабо постанывавших жертв, Глад картинным жестом указал на эту дьявольскую инсталляцию и важно, стараясь говорить пафосно и веско, сказал:

– Эти две сучки ничего не поняли. Они решили, что могут пойти против Ордена. Они не поняли, что теперь мы тут хозяева! И теперь за это заплатят!

Он помолчал, делая драматическую паузу, и продолжил, обведя взглядом всех, кто стоял возле машины:

– Помните, все, кто состоит в Ордене, могут делать все, что хотят! Пока подчиняются моей воле! Воле Магистра Ордена! Своего господина! А все, кто не хочет подчиняться моей воле, сдохнут! Сегодня мы примем в Орден новых членов! И нас будет все больше и больше! И мы захватим эту страну и весь мир! Весь мир будет наш! У вас будут рабы, которые станут работать на вас и с которыми вы сможете делать все, что захотите! Свобода! Полная свобода! Никаких законов, кроме одного: то, что я вам скажу, то, что прикажу, – это закон! А теперь мы приступим к обряду…

Глад шагнул вперед, остановился возле блондинки – пыльной, в грязных потеках, пахнущей кровью и спермой, достал из ножен свой нож, такой же, как отдал Милке, и, протянув руку, одним резким движением полоснул блондинку между грудей. Длинный разрез разошелся, обнажая белую кость и желтоватую прослойку жира под кожей, Глад сделал еще два надреза по направлению к шее – до ключиц и протянул руку к Милке, которая держала кружку, взятую из кабины грузовика. Из этой кружки водила когда-то пил чай, а теперь она послужит чем-то вроде Грааля, в который Глад соберет кровь. Глад знал про Грааль (читал про него), хотя не верил ни в бога, ни в черта.

Кровь лилась тонкой струйкой по разрезам к голове блондинки, а с головы – в кружку Глада. За несколько секунд там набралось не меньше двухсот грамм. Глад поднес кружку к губам, вдохнул железистый, сырой запах и сделал большой глоток. Кровь была теплой, солоноватой. Отпив, Глад снова подставил кружку под струю, потом приказал Милке поставить под кровоток термос, который взяли оттуда же, из кабины.

Блондинка вначале стонала, а потом затихла, потеряв сознание. Но сердце еще билось – Глад специально пощупал пульс на шее.