— Потому я и подарил ей этот медальон, что не решился вручить кольцо! — с отчаянием повторил граф то, что уже сказал раньше. — Она слишком боялась, что родители его обнаружат.

— Выходит, я… меня нельзя назвать… незаконнорожденной?

Тара буквально выдохнула последнее слово, но граф все-таки расслышал его.

— Ты — моя дочь, рожденная в браке с женщиной, которая была мне дороже рая и всех сокровищ земли!

— Как же я рада! — воскликнула Тара. — Я просто безмерно счастлива!

— А теперь ты должна рассказать мне о себе, — попросил граф. — Я и так потратил восемнадцать лет впустую и хочу наверстать упущенное.

— Рассказ мой будет непродолжительным. Я воспитывалась в приюте, — просто ответила Тара. — В двенадцать лет мне пришлось бы уйти оттуда в прислуги, если бы я не помогала ухаживать за малышами. Вот так я, собственно, и жила все это время…

— А больше ты нигде не бывала?

— Я впервые покинула приют, когда мистер Фолкерк привез меня сюда по распоряжению его светлости.

— Вот тут для меня начинаются загадки, — протянул граф. — Я жду объяснений!

Герцог предпочел бы промолчать. Однако граф, судя по всему, намерен был дождаться ответа, сколько бы у него ни ушло на это времени. И терпения ему было не занимать. Так что пришлось все же дать объяснения.

— Видишь ли, — неохотно пробурчал он, — Маргарет была женой, которую избрали для меня Килдонноны. И после ее смерти я сделал свой собственный выбор! Я имею на это полное право. И мне привезли невесту, которая в тот же вечер стала моей женой.

— Выходит, то, что я слышал — чистая правда… — Граф перевел взгляд с него на Тару. — Но это не что иное, как акт мести! Вот почему ты привез сюда Тару. И вот почему на ней такая одежда! Скорбь в чистом виде! Не то мокрая мышь, не то мокрый птенец…

В голосе его клокотало негодование, и Тара поспешила загасить возможную ссору:

— Прошу вас, не гневайтесь один на другого! Это очень хорошо, что я приехала сюда! В Шотландии так красиво… А у его светлости прекрасная библиотека… И… мне удалось позаботиться о его светлости, когда он был ранен!

— Насколько мне известно, ты не справился с собственным ружьем, — подхватил граф едва ли не с презрением последние слова Тары.

Герцог заметно напрягся, и Тара вновь поспешила вмешаться:

— Это история, которую я придумала… чтобы удержать Мак-Крейгов от мести. Они бы не удержались от нападения на соседей, если бы узнали… кто ранил их вождя.

Граф глянул на нее с улыбкой.

— Ах, вот в чем дело… Ну вот теперь понятно, — с удовлетворением проговорил он. — Что-то подобное наверняка сделала бы и твоя мать. Ей ужасно не нравилось, что наши кланы все время воюют друг с другом. Ей все это представлялось бессмысленно жестоким и жутко нелепым! К тому же, полюбив меня, она поняла, что Мак-Крейги могут сильно отличаться от того, как их изображали ее родственники.

— Если я… ваша дочь, — тихо спросила Тара, — значит, у меня есть фамилия?

— Разумеется! — воскликнул граф. — Ты — леди Тара Мак-Крейг!

Тара взглянула на него широко раскрытыми глазами.

— Это действительно… так?

— Ты такой же полноправный член клана, как я или твой муж.

— Но моя мать… она принадлежала клану Килдоннонов.

— Ты наследуешь имя своего отца. В то же время тебе будет трудно ненавидеть тех, чья кровь — наравне с моей! — течет в твоих венах.

— Не могу поверить! — воскликнула Тара с сияющими глазами. — У меня… у меня есть семья?!

— Разумеется, есть, — ответил граф. — А теперь я желаю расцеловать свою заново обретенную дочь. Ты даже не представляешь, как часто я мечтал об этом!

Он притянул ее к себе и расцеловал в обе щеки.

— Но ты такая худышка! — горестно вздохнул он. — Тебя что, плохо кормили в приюте?

— Не очень… хорошо, — не могла не признать Тара.

Граф многозначительно взглянул на герцога:

— Насколько я помню, Герон, приют — под попечительством нашей семьи?

— Как мне рассказывали Фолкерк и Тара, после смерти моей матери он, увы, в небрежении, — хмуро ответил герцог. — Но я уже отдал все необходимые распоряжения на этот счет. Я все исправлю.

— Рад слышать это! — удовлетворенно воскликнул граф. — И еще одна вещь, которая почему-то оказалась в небрежении — это внешний вид моей дочери.

Он помолчал, ожидая реакции герцога. Но ее не последовало.

— Надеюсь, ты понимаешь, — продолжил тогда граф, — что при нынешних обстоятельствах я должен забрать ее завтра с собой в Эдинбург. Там ей сошьют наряды, какие подобает носить твоей жене. А еще я представлю ее королю.

Тара взглянула на него даже как-то испуганно. Не много ли для нее одной в один день? Узнать, где твоя семья, найти родного отца, а вдобавок — в скором времени в прекрасных нарядах предстать перед самим королем…

— Представить меня… королю? — с трудом пролепетала она.

— Это будет самым правильным, раз ты стала теперь герцогиней Аркрейгской, — ответил граф. — К тому же поскольку король — мой друг, он наверняка захочет повидаться с тобой и поговорить.

— Я даже не знаю, что и ответить, — ошарашенная, промолвила Тара. — Все это так неожиданно… Боюсь только… я могу сделать какую-нибудь глупость… и вам за меня… будет стыдно.

— Об этом можешь не волноваться. Я присмотрю за тобой, — ободряюще сказал граф. — Я и моя мать — твоя бабушка. Она сейчас как раз в Эдинбурге.

Лицо Тары вспыхнуло счастьем. Она с трепетом оглянулась на герцога:

— Можно мне… поехать? Прошу вас, ваша светлость…

Герцог взглянул на нее. Глаза его были такими же сумрачными и недобрыми, как в их первую встречу.

— Почему нет? — холодно уронил он. — Тебя здесь ничто не держит…

* * *

Тара во все глаза смотрела на себя в зеркало и только диву давалась. Неужели это она, та самая сирота, которая всеми силами пыталась поддержать порядок в приюте? Та, что теряла порой сознание от голода и усталости? И вот она любуется собой посреди прекрасно обставленной комнаты, в убранстве которой — совсем новые предметы мебели в восточном стиле: дань увлечения путешествиями, дальними странами и Востоком, как объяснила ей бабушка, большая поклонница всего нового и необычного. Тара прошлась по комнате, затем покружилась и, присев на полосатый диванчик у стенки, вытянула вперед ножку, вертя аккуратной стопой в новой атласной туфельке… Взяла в руки маленький ридикюль, полагающийся для хранения бальной книжечки и некоторых мелочей: отороченного кружевом носового платочка, изящного флакончика с ароматической солью на случай обморока от духоты и усталости во время танцев, маленькой круглой пуховки, чтобы стереть со лба невольную каплю пота. Она открыла свой новенький шелковый с вышивкой бисером ридикюль, достала флакончик, повертела его в тонких пальцах — и снова закрыла…