– Хотелось бы мне никогда в жизни не видеть вашей согбенной спины, – проворчал Гибонс, тем не менее позволивший мне войти внутрь, а потом в крохотную контору. Из гостиной доносился шум голосов.

– Как она себя чувствует? – спросил я.

– Уже ест. Но после воскресенья не произнесла ни единого слова. – Смотритель жестко хохотнул. Я прикусил губу: горько было понимать, что Эллен связана, причем из-за того, что я наговорил ей лишнего.

– Завтра я уезжаю. Примерно дней на десять, – сообщил я.

– Это хорошо.

– Я хочу, чтобы вы приглядели за Эллен… чтобы ей было хорошо. Чтобы ей снова позволили заниматься своими делами. А если она вновь начнет буйствовать, чтобы с ней обходились помягче.

– Послушать вас, так это я распоряжаюсь в этом месте! Это не так.

– Вы являетесь заместителем Шоумса. Вам приходится следить за дневными нуждами пациентов, делать обхождение с ними жестче или мягче.

Запустив руку в кошель, я извлек из него золотой соверен. Гибонс впился в монетку глазами.

– Вы получите и второй, если, вернувшись, я найду, что с ней хорошо обращались, – пообещал я.

– Клянусь господними зубами, вы тратите на нее уйму денег!

– Кроме того, я хочу, чтобы во время моего отсутствия ее посетил мой друг-доктор и написал мне о ее состоянии.

– Тот самый смуглолицый тип, которого вы приводили, когда у нас находился Адам Кайт? Он пугал собой пациентов.

– Устройте так, чтобы он мог посмотреть ее. – Я помахал монетой.

Кивнув, Хоб спросил:

– А куда вы едете?

– В Хэмпшир, снять показания по делу.

– Постарайтесь, чтобы французишки не захватили вас. Хотя в таком случае моя жизнь сделается много легче.

Я передал ему монету:

– Могу ли я повидать Эллен? Не поговорить с ней, а просто посмотреть, как она там?

Помедлив, мой собеседник неохотно кивнул:

– По счастью для вас, те из наших подопечных, кто не находится под замком, сейчас обедают в гостиной под присмотром Пэлина. – Он поднялся. – А теперь побыстрее!

Он жестом указал мне на выход, проводил меня по коридору к закрытой двери комнаты Эллен и отодвинул задвижку с глазка. Мисс Феттиплейс лежала на постели в той же позе, что и в воскресенье, сложив связанные руки на коленях. Казалось, что за прошедшее с тех пор время моя приятельница и не пошевелилась. Она смотрела на меня теми же самыми полными свирепого обвинения глазами. Взгляд этот смутил меня. Казалось, что на этом самом тюфяке лежит незнакомка, ничем не похожая на известную мне Эллен.

Днем я снова сходил в Хэмптон-корт и поднялся по лестнице в кабинет Уорнера. Он молча выслушал меня, когда я рассказал, что назначено продолжение расследования, и с видимым облегчением воспринял весть о том, что Паулит не потерпит дальнейшего вмешательства королевы.

– Вы сожалеете о том, что делу был дан ход, – догадался я.

– Откровенно говоря, да. Впрочем, я волнуюсь и за вас. Должен сообщить вам последние новости. На следующей неделе король и королева отправляются в Портсмут, чтобы произвести смотр собранным там кораблям короля. Едет и половина Тайного совета. Как вы можете себе представить, в Уайтхолле сейчас стоит великая суета, поскольку надо все организовать.

– Если туда отправляются король с королевой, получается, что сообщения шпионов верны, и французы отправляются к Портсмуту?

– Похоже на то. Огромный флот уже стоит во французских портах Канала. Хорошо, что вы выезжаете завтра… возможно, вы успеете вернуться домой прежде, чем королевская свита прибудет в Хэмпшир. Ваш старый друг, сэр Ричард Рич, также будет там. По слухам, он ведает поставками снаряжения и припасов для солдат и моряков.

– Это после всех прошлогодних обвинений в казнокрадстве?

– Король всегда ценил специалистов.

Я глубоко вздохнул:

– Ладно, мне пора идти. Жребий брошен. А вы будете сопровождать королеву в поездке на юг?

Роберт кивнул:

– Я намеревался спросить, можете ли вы устроить так, чтобы королевские гонцы доставляли адресованные мне и Бараку письма в Хорндин, что возле Хойленда.

– Я могу это сделать. A если вы захотите написать мне, гонцы будут прибывать к королевскому поезду во время путешествия на юг.

– Благодарю вас. Кстати, теперь мне не нужен клерк, однако на предстоящем пути рад буду надежному и сильному спутнику.

– Я располагаю таким человеком и могу приставить его к вам. Завтра утром я пришлю его к вам на дом.

– Благодарю вас.

– Счастливого пути, – пожелал мой коллега.

Я поклонился:

– И вам также.

Вечером я разговаривал с Гаем. Я уже рассказывал ему в общих чертах обстоятельства дела Кертисов, и он согласился с тем, что не ехать в Хэмпшир я не могу. Я не знал, как он воспримет поручение заботиться сразу об Эллен и Тамасин, однако, к моему облегчению, мой друг с удовольствием отнесся к тому, что сможет снова заняться делом. Он также сказал, что будет рад взять в свои руки домашнее хозяйство во время моего отсутствия. Мне даже показалось, что медик начинает выходить из своей меланхолии. Пришлось рассказать ему и о случившемся с Эллен припадке, и я попросил Мальтона не расспрашивать ее о прошлом, на что он заметил, что ни к чему, кроме вреда, такие расспросы теперь не приведут.

Весь следующий день я провел в судебной палате, приводя в порядок бумаги и составляя инструкции для Скелли. Последние два дня стояла великолепная погода: дожди отошли в прошлое. И я отчаянно надеялся на то, что нас ждет еще достаточно солнечных дней.

Я оставил палату ближе к вечеру и, пересекая Гейтхауз-корт, вновь подумал о Дирике. Мысль о том времени, которое мне придется провести в обществе этого человека и его странного маленького клерка, не доставляла мне никакого удовольствия. Впрочем, рядом со мной будет Барак. И я поклялся перед собой в том, что не вовлеку его в расследование прошлого Эллен.

Войдя в дом, я без особого удовольствия обнаружил Колдайрона пригнувшимся к закрытой двери гостиной – он явно подслушивал происходивший внутри разговор. Эконом подпрыгнул и торопливо стал оправдываться:

– Мне вот показалось, тут мышиный помет на полу.

– Я ничего не вижу, – ответил я сухо.

Вильям приложил руку к пустой глазнице:

– Теперь зрение мое не то, что было когда-то… с двумя глазами.

Он подобострастно ухмыльнулся. После полученного из Хэмптон-корт письма этот человек начал относиться ко мне со смесью трепета и почтения.

– Завтра я уезжаю, – сказал я, – примерно на десять дней. На южный берег.

Ретиво кивнув, домоправитель сложил морщинистые ладони и отвесил мне полупоклон: