– Какова же была сумма? – не выдержал Матвей.

– Банкиры сначала отказывались давать информацию, требовали официальный запрос. Пришлось действовать по букве закона. Выяснилось, что за десять лет до смерти пострадавший открыл в местном отделении банка валютный счет на предъявителя, куда положил сто пятьдесят тысяч долларов.

– Ого!

«Для крупного бизнесмена деньги не так уж велики, – подумала Астра. – Но для реставратора, обитающего в деревянной избушке…»

– Почему на предъявителя? – спросила она.

Полицейский пожал плечами.

– Наверное, перестраховался человек. Решил, что так надежнее. Народ у нас запуганный, неадекватный в вопросе денежных средств. Людей клинит! Особенно, когда речь идет о больших суммах.

– Скажите, Эрик, а чего-нибудь, связанного с пчелами, следствие не обнаружило?

– С пчелами? В каком смысле?

– Пчелы в каком-либо виде фигурировали? Живые или… мертвые?

Старлей задумался, потирая затылок:

– Пчелы… точно нет… – Он посмотрел на часы и присвистнул. – Ух, ты! Мне пора, ребята. Вы извините, служба. Я и так надолго отлучился. Начальство рвет и мечет.

Эрик ушел, а Матвей и Астра остались сидеть, озадаченные и растерянные.

– Наверное, с Бояриновым нам поговорить не удастся, – после некоторых раздумий, заключила она. – Он нас пошлет подальше, и дело с концом.

– Надо попытаться. Вдруг, не пошлет?

– В дом он нас точно не пустит. Поедем к нему в гостиницу…

Ночью Тарханин внезапно проснулся. Ему показалось, что кто-то крадется по больничному коридору. Он резко приподнялся, сел и прислушался. Шаги приблизились к двери его палаты… Он замер. К горлу подкатила тошнота, виски сдавило, заныла бровь, хотя небольшая рана, полученная от удара о руль, уже затянулась.

«Ваша жизнь вне опасности, Игорь Сергеевич, – любезно улыбаясь, сообщил ему вчера доктор. – Еще пару дней постельного режима, и мы вас отпустим на все четыре стороны. При условии, что вы будете продолжать принимать таблетки, вам не о чем беспокоиться!»

Игорь так не думал. Нет таких таблеток, которые защитили бы его от неведомой угрозы. Тот, кто повредил его машину, не успокоится. Почему бы ему не прийти в больницу и не довести начатое до конца? Охрана пациентов здесь не предусмотрена.

«А заявлять в полицию ты не захотел! – поддразнивал его внутренний голос. – Не дай боже навредить обожаемой Уленьке. Эта подруга чуть не отправила тебя к праотцам, а ты все церемонишься с ней!»

Шаги в коридоре стихли. Кто-то притаился за дверью в палату и выжидал. Ручка повернулась, и Тарханин мысленно попрощался с жизнью. Прятаться было некуда. Выскочить в окно? Высоковато…

Он поднялся на ноги, схватил стул и скользнул к стене: «Если кто сунется, садану по голове изо всех сил!» Предательская слабость разлилась по телу – ноги дрожали, сердце неистово колотилось.

Дверь скрипнула. В образовавшуюся щель просочился свет лампы, которая горела на столике дежурной медсестры. Тарханин замахнулся… В палату заглянула девушка. Она стояла, пока ее глаза привыкали к темноте, не подозревая о занесенном над ее головой стуле.

– Ой! Где это он?

Стул вырывался из рук Тарханина и с грохотом упал на пол. В ночной тишине этот звук показался оглушительным. Девушка взвизгнула и захлопнула дверь. В коридоре забегали. Хлопали двери соседних палат, люди спросонок спрашивали друг у друга, что случилось.

Пережитый страх заставил Тарханина опуститься на пол рядом со стулом. В палату ворвался дежурный врач. Щелкнул выключатель, и желтый свет ослепил пациента.

– Где больной?

Врач по инерции кинулся к пустой кровати. Потом уже оглянулся и обнаружил привалившегося к стене Тарханина.

– Что с вами?

– Я гляжу, его нету, – заикаясь, оправдывалась сестричка. – И вдруг что-то как загрохочет! У меня душа в пятки!

Доктор, отмахнувшись от нее, присел на корточки возле больного и взял его за руку.

– Пульс частит! Человек, наверное, звал вас, а вы дрыхнете в ординаторской! – вызверился он. – Распустились!

– Сигнального вызова не было… – выдавила готовая расплакаться девушка. – Вы нажимали на кнопку, Игорь Сергеевич?

Тарханин покачал головой. Каждое движение давалось ему с трудом.

Только через полчаса, когда его уложили в постель и сделали укол, он ощутил, как нервное напряжение отступает и сознание погружается в дрему.

«Надо выбираться отсюда, – подумал он, борясь с ватным лекарственным забытьем. – В этой палате я слишком легкая добыча! Буду долечиваться дома…»

Ему опять снилась скамейка под липами во дворе Ули, ее робкие поцелуи и торопливые, смущенные слова любви… Уля, Уля! Неужели ты все забыла?

– Это не она! – хихикал кто-то черный, бесформенный, источающий угрозу. – Не она! Ты ошибаешься…

– Уля, где ты? – в отчаянии звал Тарханин.

– Ты продал свое счастье! За дядюшкины деньги! – раздавалось из темноты.

Надрывно звонили суздальские колокола. Целая стая ворон с громким карканьем кружила над колокольней, над синими, словно небо, куполами…

И вот уже он сидит в неприбранной горнице, за самоваром.

– Угощайся, муженек! – воркует Люси, подает ему расписную чашку. – Пей!

Что-то неумолимое и страшное надвигается изо всех углов деревянного дома и возится, и шепчет, и хохочет голосом Ульяны…

* * *

Затейливый деревянный дом с вывеской «Бояринский Терем» стоял посреди вишневого сада, полного молодой завязи.

– Вишен в этом году будет много, – сказал Матвей.

Астра с любопытством осматривалась. Теплый ветерок насквозь продувал ее легкие брюки и тонкую блузку без рукавов.

Администратор гостиницы пригласил их в круглую беседку из янтарных бревен. Деревянные лавки были нагреты полуденным солнцем.

– Что будете пить? – склонился он в вежливом поклоне. – Может, кваску холодненького принести? Или обед изволите заказать? У нас сегодня рыбные расстегаи, ушица отменная.

– Квасу, пожалуй…

– Скажите своему хозяину, что приехали журналисты из Москвы, – добавила Астра.

– По какому вопросу?

Администратор демонстрировал блестящую выучку. С одной стороны – искреннее радушие, с другой – четкая оценка ситуации. Позовет он хозяина или не позовет, зависело от инструкции, которой ему велено придерживаться.