Софи смущенно сидела в белой «магне», вспоминая, как они завалились на заднее сиденье, задыхаясь от нетерпения, как шестнадцатилетние подростки. Софи стало интересно: вспоминал ли Ангус об этом каждый раз, когда садился в машину. Она посмотрела на него, на его большие руки на руле, на его глаза, устремленные на дорогу.

Ангус притормозил неподалеку от ее дома. У обочины были припаркованы автомобили с логотипами и названиями газет и телевизионных каналов.

– Ты уверена, что хочешь войти в дом?

Софи утвердительно кивнула головой и произнесла.

– Ангус…

– Что? – Ангус рассматривал толпу репортеров.

– Мне нужна твоя помощь.

Ангус перевел взгляд на Софи.

– Мне нужно искать Лачлана, я не могу ждать, пока починят мою машину.

– Я отвезу тебя, куда пожелаешь, – ответил Ангус. Ему предстояло оказать ей куда более сложную помощь, но сейчас она не хотела это обсуждать.

– Подождешь меня здесь?

Ангус в знак согласия кивнул головой.

– Можешь не торопиться.

Ангус припарковался, а Софи вышла из машины и у подъездной дорожки к дому попала под прицел телекамер.

– Миссис Филипс, как самочувствие Криса?

– Есть ли какие-нибудь новости о вашем ребенке?

– Довольны ли вы тем, как продвигается расследование по вашему делу?

– Смог ли Крис что-нибудь рассказать?

Софи подняла руку, и все замолчали.

– О Лачлане нет никаких новостей. Крис пришел в себя и рассказал полиции все, что смог. Я полностью доверяю детективам, но хочу обратиться ко всем жителям города с убедительной просьбой: внимательно посмотрите на фотографию Лачлана, вырежьте ее из газет, носите с собой и пристально всматривайтесь в лицо каждого младенца, которого увидите. Кто-то похитил моего сына. Если мы будем бдительны, то сможем найти его. Спасибо.

И Софи поспешно удалилась. У входной двери лежало много цветов. Букеты были в изысканной упаковке из цветочных магазинов и просто перетянутые обыкновенной резинкой или ниткой. Софи увидела записку: «Семье Филипс от соседей». На конверте, прикрепленном к другому букету, была изображена полицейская эмблема. На третьем – отличительный знак службы «Скорой помощи». А еще несколько сложенных горкой мягких игрушек: плюшевые мишки, коала, курица и поросенок.

Софи отперла дверь и вошла в дом. Здесь пахло чужими людьми и химическими препаратами. Криса ранили прямо здесь, у входной двери, но от пятен крови не осталось и следа. Софи наклонилась и потрогала бежевый ковер. Он был влажным и источал резкий запах бытовой химии. Средство для чистки ковров.

Сквозь окна в кухне пробивались солнечные лучи освещавшие заднюю часть дома, а в них танцевали пылинки. И только лестница на второй этаж, казалось, уводила во мрак.

Софи поднялась наверх. Комната Лачлана была слева от лестничной площадки, спальня Софи и Криса находилась напротив. Обе двери были распахнуты настежь, а шторы на окнах плотно задернуты, не давая солнечному свету проникнуть внутрь. Именно так все здесь и было вчера вечером. В десять вечера Лачлан должен был уснуть в своей кроватке.

В простенке между ванной комнатой и маленькой каморкой, где они хранили всякий хлам, в рамке висела черно-белая фотография – крупным планом Лачлан, когда ему был один день от роду. Он спал на руках у Криса. Софи вспомнила, как делала этот снимок, как в глазах у нее стояли слезы, когда она смотрела в видоискатель.

Софи прошла в комнату Лачлана, зажав фотографию в руке. В комнате стоял странный запах, который она не могла опознать, пока не увидела черный порошок, забившийся в щели на подоконнике. Порошок для снятия отпечатков пальцев. Наверное, эксперты проверили все, а потом убрали, как смогли.

Боковые стенки кроватки были приподняты, но простыни там не было – остался только накрытый клеенкой матрас. Вряд ли это сделал похититель: на то, чтобы снять простыни на резинках и взять их с собой, понадобилось бы время.

Черный порошок на стенках кроватки натолкнул ее на мысль. Криминалисты. Они ищут то, что помогло бы найти человека, который был в их доме. Когда он склонялся над ее спящим сыном, волосы могли упасть с его головы или какая-нибудь ворсинка с его одежды.

Дрожащими руками Софи перевернула фотографию, отогнула зажимы креплений на рамке, достала фотографию и с силой швырнула в стену пустую рамку со стеклом.

Элла положила на стол скрепленные степлером листы с результатами анализов. Она поблагодарила сотрудников лаборатории за то, что они, отложив все дела, приехали в лабораторию и оперативно провели анализы. Элла перечитала еще раз список веществ, которые были обнаружены в крови Сойера, и посмотрела на врачей.

– Алкоголь, морфий, мидазолам.[9]Правда ли, что в человеческом организме героин превращается в морфий?

Ответа не последовало. Сойер прикладывал к глазам все тот же сложенный белый платок. Рядом с ним сидел его адвокат Рон Ван Пельт – огромный детина в черном костюме с пухлыми руками, сложенными на необъятном животе.

Я правильно говорю, доктор?

– Да, – ответил Сойер тихим голосом.

– В лаборатории мне сказали, что мидазолам – это седативный препарат, который также снимает нервное напряжение и может вызывать потерю памяти.

– Это так.

– Алкоголь, морфий, мидазолам, – повторила Элла. – Гремучая смесь. На какой эффект вы рассчитывали?

– Я ничего не принимал.

– А разве здесь не ваше имя? – сказала она. – Это анализы вашей крови.

– Я вам уже рассказывал, как все произошло. Кто-то накачал меня наркотиками.

Элла приподняла страничку и посмотрела на лист бумаги под анализами крови.

– Но на шприце обнаружили отпечатки ваших пальцев.

– Значит, они сделали так, чтобы на шприце остались мои отпечатки.

– Причем на том месте, где их оставили бы именно вы, если бы делали себе инъекцию сами?

Сойер посмотрел на своего адвоката. Голосом курильщика со стажем адвокат заявил:

– Я объяснил вам с самого начала: вам не следовало ничего говорить. Вы не должны даже сидеть здесь и слушать все эти россказни. До тех пор, пока не предъявлен ордер на арест, вы можете встать и спокойно уйти.

– Но я хочу, чтобы они поверили мне.

– Они полицейские. Они верят только в то, во что хотят верить. – Ван Пельт буравил Эллу своими глазами-бусинками. – Детектив, я правильно говорю?

Элла проигнорировала его вопрос.