Бетани и маленький брат Томми, Лукас, схватили Лилли за ногу, словно какие-то сумчатые животные, цепляющиеся за ее мать. Веснушчатый ребенок шести лет с непослушными волосами, Лукас Дюпре, не сказал ни слова с того момента, как Лилли появилась. Говорили только его глаза, которые продолжали излучать ужас.

– Хорошо, все слушайте меня. План таков… – Лилли объявила это детям весьма задорным тоном, словно вожатая в лагере, ободряюще сжав руку Бетани Дюпре.

– Никто не умрет, мы все выберемся отсюда, но мы должны сделать это быстро, так быстро, как вы только можете. Вы понимаете меня? Да, это похоже на игру, за исключением того, что это более важно, чем игра. Вы понимаете?

Голос Томми проник в нить рассуждений Лилли с другой стороны комнаты:

– Мы постараемся!

– Хорошо, Томми. Спустись, возьми свое оружие, давай. У тебя все еще есть та веревка?

– Эта?

Мальчик спустился, вытягивая веревочную бухту из поясных петель. Мощная пеньковая веревка потрепана и испачкана от подъема по стене здания. Он отдал ее Лилли. Она собрала детей вокруг себя преувеличенно спокойными жестами рук, подводя самых маленьких поближе к себе. Большинство из них все еще плохо двигались из-за травм, они прижимались к ней, словно к рыбе-лоцману. Лилли повернулась к Бетани.

– Пойди, возьми ребенка, дорогая.

– Почему мы должны….

– Не спорь, дорогая, просто сделай это – мы действительно спешим.

Бетани подошла и взяла младенца, ребенок все еще жевал с соску с относительным спокойствием. Васильково-синие глаза ребенка, казалось, смотрели на Лилли с таким же выражением, как прихожанин смотрел бы на Бога. Лилли повернулась к девятилетней Дженни Куган, девочке в очках с толстой оправой, обмотанной липкой лентой, и в японской футболке с аниме. Дженни была ярой поклонницей хипстерской моды, а также довольно сильной девочкой для своего возраста.

– Возьми это, золотце, и не отпускай, неважно, что произойдет.

Дженни сильно ухватилась за веревку бледными пальцами. Лилли посмотрела на других детей и внезапно почувствовала волну эмоций, проходящих сквозь нее; ее накрыли воспоминания о дошкольниках, как рыбки, следующих за своими няньками по пригородным тротуарам.

– Каждый хватается за веревку и крепко держится! Я буду быстро двигаться к ближайшей лестнице, и не останавливайтесь, неважно, что случится. Даже если вы услышите выстрелы.

Дети постарше закивали. Близнецы Слокум, одетые в одинаковые изодранные передники и крошечные кроссовки, стояли плечом к плечу, как на открытке Дианы Арбус. Веснушчатый, румяный десятилетний Тайлер Куган стоял за ними, добросовестно сжимая веревку. Он все еще носил изношенную кепку, словно она давала какие-то суперсилы своему владельцу. Лилли рассматривала детей одного за другим, пока готовилась вести их на свободу. По существу, все эти дети осиротели из-за бедствия, и Лилли любила этих малышей всем сердцем и душой. И на краткий миг Лилли поняла, что она такая же, как они. Лилли также осиротела из-за нашествия. Она кивнула в последний раз, серьезная и решительная, и потянулась за оружием, закрепленным на спине.

Она потянула рукоятку перезарядки и спустила затвор, загоняя в ствол новые патроны, и глубоко вздохнула прежде, чем пойти к двери комнаты. Затем повернула ручку двери и возглавила группу, держа в обеих руках автомат.

К сожалению, никто не слышал тяжелые шаркающие звуки военных ботинок по ступеням смежной лестницы, пока не стало слишком поздно, чтобы предпринять что-либо.

Ни одна двух групп не понимала, что дело шло к столкновению лоб в лоб, пока Лилли и Брайс не уставились друг на друга из-за угла практически одновременно, обходя стойку регистрации с разных сторон. Каждый из них инстинктивно сделал по выстрелу, оба прошли вверх и вбок. Снаряд Лилли вгрызся в перемычку над пунктом первой помощи, брызнув гипсовой пылью в густом, как кисель, воздухе. Другое попадание – одиночная синяя вспышка брайсова «Магнума 357» из нержавеющей стали – разбило вдребезги стеклянную стойку с давным-давно устаревшими журналами на фут левее, чем стояла Лилли. Веер кристаллических осколков заставил ее отшатнуться в сторону. Брайс и еще четыре неопознанные фигуры мгновенно пригнулись, большинство из них схватились за пушки. В тот же самый момент Томми, словно обезумевший регулировщик, оттолкнул детей к стене в зоне ожидания, убирая их с линии огня. Вены у него на шее набухли, глаза горели яростью, в одной руке у юноши был пистолет-пулемет – снятый с предохранителя, переведенный в режим полностью автоматической стрельбы. Томми испустил странный боевой клич, от которого по спине Лилли побежали мурашки. Звук напоминал хриплый, искаженный лай – гортанный вой, – заставивший всех вскинуть головы. Лилли в ответ закричала: «Томми, НЕТ-НЕТ-НЕТ!!»

Вопль Лилли раздался за миллисекунду перед тем, как затрещал «HK», а шквал огня из автомата начал крошить противоположную стену, рядом с которой пригнулись противники. Один из них – мужчина в ветхой зеленой полевой форме – получил одну пулю в шею. Он начал ловить ртом воздух и спиной вперед влетел в пункт первой помощи, роняя пушку, сжимая горло, захлебываясь кровью глубокого алого цвета, фонтаном брызжущей промеж пальцев. Страницы документов, бумажные записи, коробки «Клинекса» и ручки по всему прилавку взорвались обрывками белой материи и пластиковыми осколками. Попадали все, за исключением сержанта Бо Брайса. Лилли видела, что костлявый седеющий бывший солдат припал на колено, собираясь стрелять, и навел дуло своего массивного нержавеющего револьвера на Томми. Это побудило Лилли поднять дуло «AR-15» и приготовиться снять Брайса – все это произошло в промежуток около полусекунды, – когда внезапно произошло несколько действий, каждое из которых, одно за другим, отмечал мозг Лилли. Ход перестрелки неожиданно и резко был нарушен.

– БРАЙС! ПРЕКРАТИ ОГОНЬ! ВСЕ! НЕТ ПРИЧИН ПРОДОЛЖАТЬ ЭТУ ДУРАЦКУЮ ВАРВАРСКУЮ ПЕРЕСТРЕЛКУ!

Это был голос одной из трех выживших фигур, сбившихся внизу на полу, позади Брайса, их лица были скрыты за стойкой медпункта. Голос был слабым, скрипучим и древним, но, казалось, он много значил для Брайса, так как тот мгновенно опустил ствол своего «триста пятьдесят седьмого», напряженно вздохнув. Затем источник голоса раскрыл себя, оказавшись мужчиной, которому навскидку можно было дать от семидесяти до ста лет. Он неуклюже поднялся с колен – ноги у него подкашивались, разгладил складки на белом лабораторном халате, отряхнул свои мешковатые вельветовые штаны и поправил очки. У него была серебряная, цвета паутины, шевелюра, морщинистое лицо и толстые, с широкими стеклами линзы, которые будто превращали серые глаза в объективы камер. Лилли пристально смотрела на старика, трясущего руками так, словно он сдавался. Все это заняло не больше минуты. За этот промежуток времени Лилли не сдвинулась со своей позиции в арке бокового зала, стоя на одном колене с поднятой наготове штурмовой винтовкой, с прицелом, прижатым к глазу, и достаточным количеством патронов в магазине, чтобы заставить всех ублюдков, которые здесь находились, пожалеть о том, что они вошли в вестибюль. Но прежде чем старик смог сказать что-то еще – фактически, прежде чем кто-то еще в зале ожидания смог сменить позицию, сказать что-то или даже просто двинуться, – Лилли приняла моментальное решение. Оно сверкнуло в ее мозгу, полностью сформированное и сияющее решительностью. Она поняла, что старик, должно быть, лидер этой банды клоунов, и из того, каким образом он говорил с Брайсом, стало очевидно, что он имеет некоторую власть, скрытую за складками и пятнами этого потускневшего белого лабораторного халата, накинутого на изможденные, сутулые плечи.