А девушка тем временем обходила кабинет и подходила всё ближе к заинтересовавшей её вазе.

— Это её Енка разбила в тот раз?

Он кивнул и память услужливо напомнила свист летящего в голову степлера. И потом — БАМЦ! ваза разлетелась на три части. Её хотели выбросить, но он не дал и самолично склеил. Вот только дырочку нечем было заткнуть. Тамуся остановилась совсем рядом с ней, а потом и вовсе наклонилась над горлышком и покричала в неё:

— Ууу! У! — потом вскрикнула и повернулась к ему, — можешь перевернуть её?

— Зачем? Уж не хочешь ли ты разбить её об меня?

— Хаха! Смешно, — хихикнула она, — не, там внизу, на дне, что-то белеется и сверкается. Мне очень хочется посмотреть, что это такое.

Он удивился, чтобы это могло быть. Когда клеил, не помнил, чтобы там что-то оставалось, но послушно встал и перевернул многострадальное произведение искусства. Что-то затарахтело по стенкам и из злополучной вазы выпали два предмета — кольцо, что он дарил Люси, и… тот самый недостающий осколок. Он уставился на них, как на привидения.

— Ой, колечко! — восхищённо уставилась на него Томка и даже захлопала в ладоши.

— Это ты специально туда засунул? Знал же, какая я любопытная!

Горыныч невольно рассмеялся, облегчённо выдохнув.

— Да, — кивнул он, — как ты угадала. Ты, наверное, обладаешь магией, не иначе!

— О, да, я та ещё магичка, — фыркнула Томка и нагнулась над кольцом. — Ой, а это что?

Он снова напрягся. Ну ни минуты спокойной с ней!

— Вот… — она на ладошке протянула осколок, о котором он забыл при виде кольца. — Мне кажется, Витечка, что это как раз вот для этой дырочки, на твоей вазе.

Она подошла и стала пристраивать его и так, и этак.

— Всё! Клей тащи! Я пристроила!

Он вытащил тюбик клея из стола и с каким-то странным чувством внутри стал его откручивать. Тело покрылось мурашками, руки задрожали, но он намазал осколок по краям и приладил к дырке. Всё подошло идеально и, как только он его приставил и прижал, как что-то произошло, как мини взрыв. То ли в голове, то ли в кабинете… Он, как бы, видел дальнейшее со стороны — вот он стоит перед Томкой на одном колене и говорит те самый заветные слова:

— Я люблю тебя! Ты — моя жизнь! Ты — моё всё! — и надевает то самое кольцо, отвергнутое Люсьеной. Которое стоило, между прочим, как хорошая машина. И оно идеально подошло на её пальчик. А после этого они стали самозабвенно целоваться, забыв напрочь, где они… Заглянувшая к ним на шум и возгласы секретарша в шоке закрыла дверь и встала к ней спиной, загораживая ото всех, кто заходил за чем-либо к боссу.

— Он занят…

— Директор не может…

— У директора совещание с… министром по телефону разговаривает, — и так ещё пару часов.

А парочка целовалась и целовалась… и не видела, как ваза, вспыхнув, лишилась всех трещин и стала одним целым, как и была до того.

==================

* Анна — Аннарэн — Солнечная, Тулиевна — Туэлли — Огонь, Клубничкина — Мансикк- клубника

*Анна Тулиевна Клубничкина — Аннорэн Туэлли Мансэик

А в замке жизнь налаживалась. Прошёл, всё же, суд, по настоянию графини Пантэрри-Хантэрр. И был ею с треском провален. Позорное имя, что кинул ей бывший муж граф Льёнанес-Сильмэ, Дукаан-лишённая чести, перечеркнуло всю её светскую жизнь, да и всю остальную тоже. Личная жизнь вылезла наружу и стала достоянием общественности, о ней писали во всех газетах, шушукались на всех мероприятиях и балах, и второй муж решительно выпроводил её в загородное имение. Так что можно было больше не бояться, что она появится и испортит им жизнь, по крайней мере, в ближайшем будущем.

Целых две недели гувернантка пыталась избегать графа, занятого, кстати, беготнёй по судам. По крайней мере, минимизировала эти встречи и перевела их в строго официальное русло. Даже спать перешла в детскую.

Она боялась… Жутко боялась того, что могло произойти. Казнила себя за тот поцелуй, посчитав себя легкомысленной особой. Да, он разведён, да, суд оправдал её “вторжение” в жизнь детей, увидев положительную динамику в их поведении и учёбе. Но не оставляло ощущение нереальности всего, что происходило вокруг. Как будто этакий затяжной сон и вот-вот она проснётся или в Калининграде, или вообще дома. А, может, даже ещё в самолёте на подлёте к Калининграду. Хохочущий замок, дети, которых она полюбила всей душой, Петрус… Граф! Целый, настоящий граф… Да ещё такой, от которого дух захватывало, от одних воспоминаний об их походном поцелуе млела, мутилось в глазах и слабели ноги. Ну откуда всё это могло взяться? Только и могло, что присниться.

— А когда я проснусь, как же мне горько будет и обидно… — Енка лежала в кресле качалке и всё думала и думала о нём, о несносном графе. Приползла Элька и втиснулась сбоку. Через пять минут притащился со своим одеялом и Мэй.

— Эй, двигайтесь! Я тоже хочу, — воскликнул он недовольно, и они стали вжиматься, чтобы принять ещё одного в свою тёплую компанию. Вскоре дети, убаюканные очередной сказкой о Сивке бурке, сладко сопели, а она думала:

- “Ну и как просыпаться без них? Я ж от тоски по сну помру в реалии”.

Дверь бесшумно открылась и на пороге возник граф. Лёгок на помине… Она подняла на него глаза и щёки вспыхнули румянцем.

— Вы вовремя, они как раз уснули. Это уже в обязанности вошло у вас — разносить их по кроватям, — стараясь скрыть смущение, пошутила она.

Граф кивнул и, легко подняв дочь, перенёс в кровать. Следом и сына. Она по привычке чмокнула каждого и тихонько вышла, прикрыв двери. Он слегка дотронулся до локтя леди Йены и сказал тихо:

— Приглашаю отметить окончание суда.

— Да ну? Неужели всё закончилось? И что там? Что сказали? К чему пришли? — забросала она его вопросами.

— Всё решилось в нашу пользу, так что, думаю, за это поднять по бокалу вина, — он значительно поиграл бровями.

— Да, согласна, можно, я не против, — закивала, изобразив улыбку, а сердце глухо забилась. Почему она боится? Ну, поцелуются ещё разок. За эти недели он и не вспомнил о ней ни разу, скорее всего. А они с детьми и пирог успели испечь, и в войнушку с бомбочками водяными поиграть, и в поход снова ходили в оранжерею, только уже просто чисто познавательно — дети рассказывали свой гувернантке о тех растениях, что там росли, о живности, что водилась и искали новое место для нового похода, каникулярного, пригласить ещё детей и пожить с неделю там… Слава богу, что никаких хищников не было. Уроки почти все шли хорошо. Единственно — урок труда у Мэйнарда хромал — если с Лониэллой Клубничкина могла повышивать, пошить что-то, то он этим не хотел заниматься. Зато пристрастился к рисованию и терроризировал сэра Бэрримора фехтованием, у которого это дело было поставлено очень даже неплохо. Можно было наблюдать их бои в главном холле, где они начинали, а потом в азарте парочка могла перемещаться по всему замку. То и дело слышно было: