Новые враги двигались медленно, с осторожностью и повадкой диких зверей. Их глаза горели углями, и вспоминалась воинам страшная ночь, проведенная в деревне рядом с горным перевалом. Тогда отряд сумел выжить и уйти без потерь…

Волки и нежить обступали отряд, зажимая в кольцо. Чем ближе они подбирались, тем белее становилось лицо Лариэлла, как будто присутствие нежити высасывало из него силы. Мертвый с выглядывавшими из-под изъеденной тлением щеки гнилыми зубами впился в мальчишку горящим взором. Меч выскользнул из ослабевших пальцев, и Лариэлл схватился за горло, задыхаясь от удушающего кашля. Оружие мгновенно перекочевало в руки нежити, клинок очертил над головой твари на загляденье красивую петлю, отчего на ум приходило, что монстр когда-то мог быть и талантливым мечником. Бигдишу ничего не оставалось, как прикрыть задыхавшегося мальчика, упавшего на колени, собой. Лариэлл скорчился в кругу, спрятанный за спинами воинов. Место рядом с лучником тут же занял сосредоточенный Лукай, как всегда готовый прикрывать лучшего друга и ожидавший подмоги.

Злость мертвых и живых несравнима, ведь погибшие уже потеряли то единственное ценное, что имели, – существование, и сердца их больше не бились. А потому в полном молчании они накинулись на имперцев. Это был не бой – месиво, сопровождаемое оглушительными воплями, никак не сравнимыми со звуками прежней схватки. Бигдишу казалось, что он видел его со стороны, будто бы вовсе не участвовал в нем.

Со звериным рыком на лучших друзей налетел мертвый воин. Стрела Бигдиша вонзилась в горящее алыми всполохами око, но это не остановило нежить, только всколыхнуло волну ярости. В руках слуги Мортис замелькал меч, клинок словно превратился в крылья смертоносной бабочки. Один такой удар наточенным лезвием, и тело разлетится на куски. Лукай пытался достать его мечом и так и сяк. Он подныривал, а нежить подпрыгивала. Он разворачивался и едва уходил от меча врага. Мертвый двигался необычайно быстро, едва глаз замечал. Казалось, что фигура, превратившаяся в тень, сделала всего единственный шаг, расплываясь в пространстве и времени, а плащ Лукая уже взвился рассеченными лохмотьями. Лоскуты мягко плавали в воздухе, похожие на опавшие листья. Тварь рычала, и разящий клинок почти нагонял Лукая.

– Голову опусти! – донесся сзади голос Бигдиша.

Мечник отклонился назад, только чудом отбив такой мощи удар, что от меча посыпались искры. Помоги Всевышний, чтобы не осталось зазубрин! Свистящая стрелка проскочила над Лукаем и вонзилась посреди лба нежити. От неожиданности мертвый воин скосил глаза, уставившись на торчащее древко, и на секунду отвлекся. Этого короткого мгновения Лукаю хватило, чтобы размахнуться и со всей силы распороть густой зловонный воздух, а вместе с ним и надвое тело ожившего мертвеца. На бледном вытянувшемся лице слуги безмясой богини мелькнуло недоумение, а потом верхняя часть тела отделилась от нижней. Хлынула черная кровь. Бигдиш почувствовал, как от зрелища очень не вовремя к горлу комом подступает тошнота.

Но схватка продолжалась, и не было силы, способной ее остановить. Лес плыл перед глазами лучника. Вот расплывчатая фигура Фива: он отбивается от восставшего мертвеца, а Рорин очень ловко насаживает на клинок огромного волка. Стаффорд, в лице которого неожиданно проявилось что-то нечеловеческое, жестко и без эмоций расправляется с монстром в истлевших одеждах имперского сквайра, получавшего град ударов, но не отступавшего. Ламберт прикрывает мальчишку Лариэлла, не давая приблизиться к нему ни единому чудовищу, но тот, скорчившись на земле, притягивает их, как тягучая патока мух.

И когда четкость зрения вернулась к Бигдишу, кто-то тяжелый и холодный обхватил его со спины, крепко сжимая в объятиях. Ровно через один удар сердца, забившегося в бешеной дроби, в горло вцепились зубы врага.

– Мортисово отродье! – заорал Бигдиш, переворачивая нежить через себя.

Неповоротливое тело рухнуло перед лучником на лопатки, и раззявленный черный провал рта окрасился кровью Бигдиша. Три стрелки пригвоздили мертвеца к земле, впившись в горло и расставленные ладони. Распятая нежить заревела, и в следующий момент клинок Лукая перерубил шею слуги Мортис. Обезглавленное тело продолжало дергаться, ноги били по листьям, словно все еще хотели куда-то бежать, а пальцы сжимались, никак не желая мириться со смертью хозяина.

– Ты как, брат? – коротко спросил Лукай, занося меч над головой, чтобы принять рычавшего волка, припавшего на передние лапы для атаки.

– Нормально. – Лучник дотронулся до раны на шее и сморщился.

«Нормально» – это он погорячился. От яда нежити кровь в жилах стала горячей, кипучей. Обжигающее пламя растеклось по жилам, а перед глазами вспыхнула алая зыбкая дымка. Ноги не слушались лучника, колени подогнулись, и он, будто бы в пьяном бреду, сделал нетвердый шаг, чтобы завалиться в колючие кусты.

Его душа отделилась от тела, спасая сознание от оглушающей, сковывавшей боли. В голове вспыхнули тысячи мучительных картинок, разрывавших череп, и они перемешивались со старинной балладой, исполняемой тоненьким голоском юного эльфийского лучника Лосиана.

Бигдиш видел черные склизкие лужи, хлюпающие под ногами. Исковерканные стволы деревьев с отвратительными наростами. Страшные чудовища с горящими глазами, истерзанными телами и конечностями, перепачканными еще горячей кровью. В лицо бил зловонный ветер. Бигдишу предстала сама богиня Мортис, ужасающая и отталкивающая, в полыхающей короне на обнаженном черепе. В черных провалах глазниц проклятой жены Галлеана вспыхивали зеленые злобные искры. Она тянула к лучнику руки, давно превратившиеся в оголенные кости, хватала за волосы, поднимала голову, чтобы опалить мертвым дыханием. Он заорал что было мочи, срывая пересохшую глотку. Отбивался от нее, катался, стараясь увернуться, но Мортис звала и звала его по имени…

– Бигдиш!

Приятный холодок остудил горящую на горле кожу. Он свежим потоком прошелся по жилам, успокаивая взбунтовавшуюся кровь. Сердце билось все медленнее, и в ушах затихал не прекращавшийся доселе настойчивый звон, почти сведший Бигдиша с ума.

– Бигдиш! Открой глаза! Немедленно! – донесся издалека настойчивый женский голосок.

Он заставил себя разлепить отяжелевшие веки. Все подернула туманная дымка, словно в глаза сыпанули песку.

Как странно… Над ним склонился прекрасный ангел. Он прижал пальцы к полукруглой отметине от зубов мертвого инквизитора, и от кожи шло неясное желтоватое свечение.

– Ты Иноэль? – прошептал Бигдиш высохшими потрескавшимися губами.

– Называй меня как душе угодно, – жестко процедила прекрасная посланница, – только не смей вырубаться, лучник! Ясно тебе? – Резкая пощечина опалила поцарапанную щеку, когда он в бессилии закатил глаза. – Иначе яд победит!

Бигдиш снова пришел в себя, и тут голова стала проясняться, очищаясь от страшных видений. Рядом с ним опустился на колени бледный Лариэлл с расширенными от испуга глазами. Его теплые пальцы, перепачканные кровью, касались раны на шее, и от испуга странно покалывало.

– Я тебя за ангела принял, – пробормотал Бигдиш в смятении.