один из парней позаботился о Лышко на такой манер, это было ясно. Лишь Юро в своём простодушии, казалось, не подумал ни о чём плохом, ему было жаль хорошего супа.

— В следующий раз, — заметил он, — не стоит лупить по столу, Лышко — по крайней мере, не так сильно!

* * *

С Мертеном вышло так, как боялся Крабат: вечером, с наступлением темноты он был снова здесь. Молча стоял он на пороге с опущенной головой.

Мастер встретил его в присутствие подмастерьев. Он его не бранил, он над ним насмехался. Как ему небольшая прогулка? Что ж, ему не понравилось в деревнях, если так рано вернулся — или ещё что понудило его к возвращению?

— Не хочешь мне это сказать, Мертен? Я уже неделями замечаю, что ты рта не раскрываешь. Но я тебя не заставляю говорить — и мне без разницы, не убежишь ли ты снова. Пробуй спокойно! Пробуй столько, сколько хочешь! Только не нужно обманываться, Мертен. Чего никто до сих не сумел, того и ты не сумеешь.

У Мертена не дрогнула ни одна мышца в лице.

— Давай, притворяйся, — сказал Мастер. — Делай вид, будто тебе ни горячо ни холодно, что твой побег провалился! Мы все, я и вот эти одиннадцать, — он указал на парней и на Лобоша, — мы знаем лучше. Всё, проваливай!

Мертен забился на свои нары.

Парни, за исключением Лышко, чувствовали себя погано в этот вечер.

— Нам надо попытаться его отговорить бежать во второй раз, — предложил Ханцо.

— Ну так попытайся! — заметил Сташко. — Не представляю, чтоб в этом было много толка.

— Нет, — сказал Крабат. — Боюсь я, его не уговорить.

Ночью погода переменилась. Когда они утром вышли из дома, снаружи было безветренно и очень холодно. Лёд на окнах, лёд по краям жёлоба у колодца. Лужи кругом замёрзли, кротовьи холмики превратились в окаменевшие глыбы, земля была, как кость, тверда.

— Плохо для посевов, — заметил Петар. — Никакого снега — а теперь мороз: так очень много помёрзнет на полях.

Крабат был рад, когда Мертен вместе с остальными появился за завтраком и жадно накинулся на кашу — должно быть, навёрстывал за вчера. Затем они пошли работать, и никому не бросилось в глаза, что Мертен снова скрылся с мельницы, на этот раз при свете дня.

Только во время обеда, когда они пришли к столу, заметили, что он снова исчез.

Два дня и две ночи Мертен не появлялся, это было дольше, чем когда-либо удавалось любому беглецу, они надеялись, что он уже за полями, за лесами — и с концами, — тут на утро третьего дня он, пошатываясь, подошёл через луга к мельнице: синий от холода и уставший, с таким лицом, что становилось страшно.

Крабат и Сташко встретили его у двери, они повели его в комнату. Петар стащил с него один башмак, Кито — другой. Ханцо сказал Юро принести кастрюлю ледяной воды, затем сунул в неё окоченевшие ноги Мертена и начал растирать их.

— Мы должны его срочно положить в постель, — сказал он. — Надеюсь, он не отбросит коньки!

Пока парни хлопотали вокруг Мертена, дверь отворилась. Мастер вошёл в комнату, смотрел на них некоторое время. На этот раз он не растрачивался на насмешки. Он подождал, пока они поднимут Мертена, затем сказал:

— На пару слов ещё, прежде чем вы его унесёте… — и, подступив к Мертену ближе, он проговорил. — Двух раз, я думаю, будет достаточно, Мертен. Для тебя нет пути отсюда — от меня ты не убежишь!

* * *

Мертен ещё этим утром избрал третий и, как он считал, окончательный, последний путь.

Парни ничего не подозревали. Они отвели его в спальню, влили в него тёплого питья, уложили в постель и закутали в одеяло. Ханцо остался наверху и очень долго сидел на соседних нарах и присматривал за ним, до тех пор, пока не убедился, что Мертен заснул и больше в нём не нуждался; тогда он тоже спустился вниз — работать вместе с остальными на мельнице.

Крабат и Сташко уже несколько дней были заняты тем, что натачивали жернова. Четыре постава они привели в порядок, за пятым было дело сегодня. Они как раз хотели открепить деревянную раму, чтобы добраться до жерновов — тут дверь мукомольни распахнулась и внутрь влетел Лобош: с белым как снег лицом, с выпученными от страха глазами.

Он махал руками, он кричал — и, как казалось, кричал всё время одно и то же. Мукомолы смогли его понять, только когда Ханцо приостановил дробилку — тогда на мельнице стало тихо, только Лобоша теперь было слышно.

— Он повесился! — кричал он. — Мертен повесился! В овине! Идёмте быстро, идёмте быстро!

Лобош повёл их к месту, где нашёл Мертена: на балке в дальнем углу овина висел он, телячья привязь обвила его шею.

— Мы должны его срезать! — Сташко первый заметил, что Мертен ещё жив. — Мы должны его срезать!

Андруш, Ханцо, Петар и Крабат — те из парней, у кого были ножи — раскрыли их. Но никому не удавалось добраться до Мертена. Он был словно обведён проклятым кругом. В трёх шагах от него проходила грань, которой им удавалось достичь: далее они не продвигались ни на дюйм, будто прилипали подошвами, как мухи к клею.

Крабат схватил остриё ножа двумя пальцами, он прицелился, он бросил его — и попал по верёвке.

Он попал по ней, но нож бессильно упал на землю.

Тут кто-то рассмеялся.

Мастер вошёл в овин. Он посмотрел на парней так, будто они были просто сорной кучей. Нагнулся за ножом.

Разрез — и глухой удар.

Обмякший, как мешок с хламом, повешенный упал на пол. Там он и лежал, лежал у ног Мастера и хрипел.

— Халтурщик!

Мастер сказал это, полный отвращения, затем бросил