Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я их недавно переложила. До этого они в другом месте лежали.
– В каком?
– В другом.
– А ты чего, своим сказать ссышь? – начала злиться Вдова.
– А как я скажу, если у нас тут крыса завелась, – Утка кивнула в сторону Анюты, – Сопрет еще.
– А, по-моему, крыса здесь одна. А ну, падла, признавайся, что это за деньги, иначе тебе п…ц.
Поняв, что отпираться и продолжать врать бесполезно, Утка, схватившись за голову, начала бессвязно бормотать:
– Это не Кот… Это я… Это не она. Я спрятала эти деньги. Я испугалась… Я испугалась, вдруг карманы проверят. Найдут и все. Поэтому и сунула их под матрас. Я не думала… Я просто не подумала, что всё шмонать будут. Я просто не подумала…
– Зачем ты это сделала? – строго спросила Вдова.
– Я не знаю… Она мне просто не нравилась. Она мне сразу не понравилась. Я думала, мы с тобой скорешимся. Все делала. А она пришла и все… Ты отстранилась от меня… Я хотела, что бы ты от нее отвернулась. И не знала, как сделать. А потом сигареты Лелькины… Вот я и придумала. На самом деле, они у Лельки из кармана выпали, а я подобрала. Подобрала и этой в тумбочку подкинула. И все… А потом уже отступать поздно было…
– Ах ты, сука! – крикнула ошарашенная от услышанного Анюта и, не обращая ни на кого внимания, набросилась на трясущуюся сокамерницу. Сбив ее с ног и повалив на пол, она села сверху и яростно стала бить ее кулаками по лицу. – Тварь! – кричала девушка, стараясь бить все сильнее и сильнее. Она не следила за ударами и не думала, куда бьет. Ей было все равно. Она была готова сейчас убить. Не в переносном смысле, а в прямом. Словно разъяренный, свирепый зверь, вырвался из нее наружу и пытался разорвать, попавшую в лапы жертву. Анюта не обратила внимания, что избитая женщина, уже не кричит и не сопротивляется. Она не видела залитое кровью лицо и испачканные руки. Она вообще ничего не видела. Перед глазами стоял, убитый ею Лукавый, Вадим и все отморозки, которые когда-то, били ее и насиловали. Не соображая, что она делает, Анюта схватилась за воротник кофты и начала яростно срывать с нее одежду. С криком, вытаращенными и налитыми кровью глазами, она оголяла тело неподвижно-лежащей зечки, ища, чем можно произвести насильственные действия. Все было, как в тумане. Где-то, словно эхо доносились крики девчонок, что бы она прекратила, что она ее или уже убила, или сейчас убьет. Потом чьи-то руки, схватили ее за шею, чьи-то за руки, кто-то держал волосы, и ее начали оттаскивать от несчастной Утки. Плохо понимая, что происходит, Анюта со всей силы, пыталась вырваться и прильнуть обратно к своей недобитой жертве, но сил оказалось недостаточно. После, она поняла, что лежит на койке, а несколько пар рук, вдавливают ее в матрас, пытаясь удержать. Поджав губы, она обвела всех взглядом, закрыла глаза и моментально провалилась в сон.
Очнулась она от того, что кто-то очень грубо тряс ее за плечо.
– Вставай, давай! Пока пинками тебя не скинула, – донесся до нее грубый неприятный голос. Открыв глаза, Анюта приподнялась и посмотрела на стоящую над ней надзирательницу.
– Че, сны такие сладкие? Ща подсолим. Вставай, давай! – размахнулась та и со всей силы, ударила Анюту по шее. Девушка медленно поднялась и начала прокручивать произошедшие накануне события. «Неужели убила»? – от этой мысли Анюта похолодела. Борясь с сильным ознобом и жуткой головной болью, она осмотрелась. Увидев сидевшую в синяках, кровоподтеках и ссадинах Утку, девушка облегченно выдохнула: «Жива». А это самое важное. Не хватало еще себе срок за убийство прибавить. За избиение вряд ли еще дадут, драки здесь постоянно.
– Давай-давай, шевелись быстрее, х. и вышагиваешь, как царица, – перебила ее мысли надзиратель и Анюта почувствовала толчок в спину.
Её не стали отводить к следователю, не давали ничего писать и даже не спрашивали на эту тему. А просто отвели в карцер, не забыв хорошенько отходить дубинками. Когда дверь за стражами порядка закрылась, она села на единственную койку и посмотрела в маленькое мутное окно с решеткой. Краска на стенах, здесь была настолько облуплена, что просто висела ошметками. Матраса на койке не было. О подушке и одеяле речи вообще быть не может. В углу стояла сломанная тумбочка, без ящиков и дверки. А унитаз находился почти рядом со спальным местом. Над ним была очень непрочно прикручена ржавая, видавшая годы раковина. На стенах потеки, плесень и непонятные насекомые. Очень тусклый свет и невыносимо-отвратительный запах. Вдруг, окошко в двери открылось и в него просунулось лицо надзирателя.
– Котова, объяснение напиши, за что со своей сокамерницей Уткиной подралась.
– А почему не сразу дали? Почему не в кабинете у следователя? Почему сначала в карцер, а потом подписывать даете? Может я тут не причем, а вы меня в одиночку запихнули.
– Слышь, я смотрю, ты умная очень. А давай-ка, мы переквалифицируем драку, в избиение. Со средней тяжестью, между прочим. И будет все по правилам: разбирательство, суд, статейку тебе припишем, а соответственно и срок прибавится. Или ты рассчитываешь оправдаться? Даже не мечтай. У меня свидетелей, о том, что это именно ты на Уткину налетела, целая хата. Так что отмазаться не получится.
– Да ладно, я пошутила. Давай подпишу.
– А я передумала, ухмыльнулся тот и начал закрывать окошко.
– Подожди, постой! Ну, извини. Я просто спросила, без задней мысли. Как говориться, для уточнения.
– Отсосешь? – сально улыбнулся этот противный тип.
Анюта встала, как вкопанная, не зная, что ответить. Она слышала о беспределе, которые устраивают сами менты, но как-то не задумывалась, что ее это как-то может коснуться. Оторопев от такого предложения, девушка молча смотрела на своего старожилу, не зная, что ответить.
– Че смотришь? Пошутил я, – гадко заржал он. – Ты пошутила, и я тоже пошутить решил. Хотя… – почесав затылок, задумчиво произнес мужчина, – Стоило бы тебя наказать. Но мне сейчас некогда и желания на тебя, если честно, нет. Так что пиши.
– А что писать?
– За что Уткину избила.
Анюта не стала больше спорить, а взяв ручку и листок, кратко написала о том, что у нее к ней личная неприязнь. И что произошла сора, причины, которой она не помнит. А следом началась драка. Отдав объяснительную, девушка протянула ее надзирателю, и пока он не закрыл окошко, спросила:
– Эй, а меня надолго сюда?
– «Эйкать», своим