не торчал у столов, а все время передвигался, бросая по сторонам оценивающие взгляды.

«Служба охраны? А что? Вполне. Воров-карманников здесь должно хватать».

Я его не заинтересовал, поэтому он только скользнул по мне равнодушным взглядом, осматривая зал дальше. В этот момент молодой прилизанный крупье, с узкими, словно нарисованными усиками, громко произнес:

– Игра сделана, господа и дамы! Выиграл номер девять. Красный! Господа и дамы, кто ставил на номер девять, получите деньги в кассе!

– Егор, послушай. Ты новичок, а новичкам всегда везет. Попробуй! Я тебя очень прошу! Голову закладываю, ты гору денег выиграешь. А если проиграешь, так это только полтора рубля. Один разок. Только один. Тебе повезет, вот увидишь. Ну пожалуйста.

Я видел, как он сильно нервничает. Глаза горят, сухие губы облизывает языком, пальцы нервно теребят мой рукав. Поломавшись для вида пару минут, я согласно кивнул головой и сказал:

– Ладно, баламут, уговорил. Говори, что надо делать.

Объяснение было коротким, после чего я поставил деньги на желтую шестерку, которую выбрал сам, и, что удивительно, выиграл. Получив деньги, изобразил довольное лицо и только развернулся в сторону входа, как в мой локоть вцепились пальцы Шустрова.

– Ты что, совсем сдурел! Ведь ты только что фарт поймал, Егор. Играй дальше!

– Нет. Не буду. Мне не нравится здесь, – заупрямился я, отыгрывая свою роль бывшего скитника, которому здесь любопытно, но при этом непривычно и неуютно.

– Почему? – искренне удивился Ленька. – Ты же выиграл. Тогда… Тогда одолжи мне денег. Будь другом. Ведь ты все-таки с моей подачи выиграл. Ты меня понимаешь? Пожалуйста, Егор. Я прошу.

Мне было не жалко пяти или десяти рублей, но надо было показать, что я парень практичный. Помявшись, я нехотя достал пять рублей, тяжело вздохнув, протянул Леньке:

– Держи.

Тот резко отшатнулся и невольно бросил взгляд на стоящего недалеко Семена.

– Нет, нет, не давай мне в руки. Ты от меня поставь и сам лошадку выбери.

«Вот даже как. Теперь понятно, зачем здесь Семен».

– А сам чего? – сделал я глупое лицо, а сам подумал: «Интересно, сколько ты тут задолжал, парень?»

– Я… Не могу, – быстро и тихо забормотал Шустров. – Я тут должен, поэтому у меня сразу заберут деньги. Понимаешь?

– Не понимаю. Зачем тогда сюда ходишь?

Парень зло сверкнул глазами:

– Хожу и хожу, тебе что?

– Значит, ты мне не скоро отдашь, – сделал я вывод и снова тяжело вздохнул. – Да?

– Не скоро, Егор. Честно говорю, – парень старался не смотреть мне в глаза. – Но отдам. Обязательно отдам. Так как?

– Ладно. Пойду поставлю.

При этих словах хмурое Ленькино лицо просто осветилось изнутри, а в глазах загорелся огонек азарта. Фиолетовая четверка пришла третьей. Еще одна попытка – и снова неудача. Третья попытка окончилась так же.

– Может, еще разок? – упавшим голосом спросил меня Ленька, при этом стараясь не смотреть мне в лицо.

– С меня хватит. Пошли отсюда.

Парень, видно, сильно рассчитывал, что правило новичка и его деньги принесут ему удачу, вот только ничего не получилось. Выйдя на улицу, я спросил вконец расстроенного Шустрова:

– Куда дальше пойдем?

– Да иди ты куда хочешь! – зло выкрикнул он, резко развернулся и быстро зашагал по улице.

Пару секунд смотрел ему вслед, а затем неспешно пошел, ища глазами вывеску «Парикмахерская», а заодно проводя взглядом по гуляющему народу. Где идет молодежь, лузгая семечки, взрываясь хохотом или жарко споря, где гуляют мужья с женами, чинно идя рука под руку, а где вразвалку, а то и покачиваясь, идут неведомо куда пьяные компании. В одной из таких групп был гармонист и балалаечник, так эта толпа, занимая всю улицу, шла, пела и приплясывала. Народ старательно обходил пьяных: кто прижимался к домам, а кто сходил на мостовую.

Парикмахерскую я нашел на следующем перекрестке. В ней никого из посетителей не было, только хозяин, читавший газету. При виде меня он вскочил с места и жестом указал на кресло:

– Прошу вас, молодой человек. Побрить? Постричь?

– Постригите, – ответил я и огляделся по сторонам.

Зеркало со столиком, на котором стоят два флакона одеколона с пульверизаторами, коробочка с пудрой, помазок для бритья, миска с мыльным раствором, ручная машинка для стрижки волос, опасная бритва. На стене рядом со столиком висит ремень для правки бритвы.

– Значит, постричь. Желаете модную…

– Попроще и покороче. И без одеколона.

– Как скажете. Кстати, у меня есть на продажу английское мыло «Фреко». Из старых запасов. Поверьте мне, такого ароматного мыла вы сейчас не найдете. Очень рекомендую.

– Спасибо. Не надо.

Поправив на мне простыню, парикмахер сказал:

– Говорят, на следующий неделе придет вагон с помощью от Красного Креста. Вы ничего такого не слышали?

– Нет. Не слышал. А что там?

– Вот-вот, мне самому это интересно. Когда в двадцатом году приходила от них помощь, у нас на рынке через пару дней появилась американская тушенка. Мне довелось достать по случаю шесть банок, так скажу сразу: это было вкусно. Правда, надо признать, что тогда все было вкусно, так как с продуктами в те времена было неважно. Впрочем, как и со многим другим. Не то что сейчас. Скажу от души: радуюсь, что большевистские власти наконец взялись за ум. Если вспомнить, что было до этого…

– Скажите, уважаемый, – бесцеремонно перебил я его. – Куда здесь можно пойти вечером?

– Я так и понял, что вы не местный. Смотрите так, словно в первый раз видите, но при этом вам все это уже знакомо, – я удивился наблюдательности этого пожилого человека. – Словно вы когда-то на картинке видели, а теперь – вживую. Впрочем, это я так говорю, для поддержания разговора. Вы спросили, куда можно пойти? Так я вам скажу: не у меня надо спрашивать, а у газеты. Там столько развлечений предлагают, что никаких денег не хватит. Хотя могу кое-что подсказать. У меня есть сосед. Поляк. Эдвард Кислинский. Мужчина собой видный, но, правда, с закидонами. Когда напьется, то по-польски ругается и требует, чтобы его называли пан Кислинский. Но это так, к слову. Так вот он, как есть досуг, ходит по театрам. Спектакли его мало интересуют, а больше всякие дамочки. Как он говорит, очень они клюют на интеллигентного мужчину, даже наживку кидать не надо. Вы меня понимаете?

Я усмехнулся:

– Чего тут непонятного?

Я вышел из парикмахерской с резким запахом одеколона (парикмахер все же уговорил меня) и с газетой в руках, которую тот мне подарил, правда, после того, как я оставил ему пять копеек на чай.

«В театр, говорите, – подумал я, пробегая глазами газетные листы. – Съезд работников… Выступление депутата… Совещание по