ты лукавишь, безразличен он тебе стал только сейчас, после появление в твоей биографии Сергея. Но что за странная у меня реакция на слова? Никогда в жизни я не была визуалом, для меня текст и звук важнее картинки!

Мама же продолжала говорить:

– Единственный человек, который переживал – это была Александра Михайловна. Она, конечно, этого не показывала, но несколько раз я слышала, как она плачет в своей спальне.

Плачет? Бабушка? А бронзовый Пушкин на площади по ночам не рыдает?

Или это я такая равнодушная, что ничего не понимала в своих близких, и даже разобраться не пыталась?

Снова образ: бабушка. Гордо поднятый подбородок, гладко убранные волосы, покрасневшие веки.

Вот тут-то до меня и дошло. Да это же мамины мысли! Это она визуал, а не я! Она представляет себе картинку, а я её читаю. Странная способность…

Способность?

Семейное наследие? Что-то вроде ментальной магии? Ух ты!

* * *

Мне оставалось в Москве одно-единственное дело, и можно ехать домой.

Ой, вру: два дела. Во-первых, рассказать Анастасии Леонидовне о встрече с отцом. Во-вторых, переговорить с тем самым коллекционером, который так интересовался доставшимися от бабушки раритетами. Это теперь я знаю, что балалайка работы мастера Налимова – непонятный пока ключ к наследству деда, и как же хорошо, что я не продала тогда её и учебник! Вот уверена почти на все сто: «Самоучитель» тоже имеет отношение к этой запутанной и загадочной истории. Ну, ничего, вернётся в Бежицы господин Каменцев, мало ему не покажется. Не выпущу, пока всё не расскажет!

С коллекционером вышел облом. Его представитель, тот самый лощёный джентльмен с «Ролексом» на запястье, сообщил, что Марк Михайлович в отъезде и вернётся только в середине января. Судя по искреннему сожалению, прозвучавшему в его завораживающем голосе, это было правдой. Ну и ладно. Вполне возможно, что к середине января что-то ещё выяснится, я же никуда не спешу?

А бывшая моя директриса, выслушав мой рассказ, только головой покачала.

– Ах, Таточка, ты опять поспешила! Такие давно оборванные связи нелегко восстановить, но ведь, судя по его словам, отец тобою интересовался всё это время?

– По каким это его словам? – спросила я сварливо.

– «Общие знакомые», да?

– Угу… Я подумала, что это мог быть тот самый сосед, Михаил Николаевич. Ну, про которого вы узнавали, который консультировал по антиквариату.

– Вполне возможно, – она энергично кивнула. – А ещё… ну-ка вспомни, как был одет твой отец и как он выглядел?

– Одет… – я нахмурилась, припоминая. – Ну, то, что в журналах называется «сельский стиль», по-моему. Твидовый пиджак, тонкий джемпер, джинсы. Хорошие, дорогие. Часы… золотые, по-моему, но очень неброские. Я не разглядывала, было неловко.

Анастасия Леонидовна вздохнула.

– И выглядел ли он на свой возраст?

– Не знаю. Ну правда, понятия не имею! Лет на пятьдесят он выглядел или чуть старше. Гладко выбрит, морщин почти нет, волосы такие… соль с перцем. Стрижка хорошая.

– А теперь подумай головой: он директор небольшой типографии в подмосковном городке. Кое-что на этом можно заработать, но не слишком много. Чтобы ты знала, этот самый «сельский стиль» обходится дороже роскошного костюма от какого-нибудь Бриони, да и купить всё это даже в Москве непросто, тем более – в Балашихе.

– И что?

– И ещё господин Голубев хорошо знаком с Михаилом Николаевичем Каменцевым, известным консультантом в области антиквариата.

– И что? – всё ещё не понимала я.

– Я тебе уже всё разжевала, может быть, проглотишь сама? – всплеснула руками Анастасия Леонидовна. – Уходи отсюда, поезжай домой и думай. А когда додумаешься – напиши.

* * *

Груза у меня на сей раз получилось довольно много. Во-первых, ещё кое-какие зимние вещи – несколько свитеров, особо тёплый плед, всякое такое. Во-вторых, новогодние подарки. В-третьих – бабушкины документы и дневники. И наконец, last but not least[6] – флешка, которую Олег попросил передать Бекетову. Ну да, флешка весит двадцать граммов, карман не тянет, но она была закрыта паролем! И вместе с ней я получила ещё и груз невыносимого любопытства…

Зато Стас встретил меня в Твери.

Опять же, я бы вполне доехала на такси, вот только как там ещё будет вести по скользкой дороге неведомый таксист – большой вопрос, а Бекетов отличный шофёр, точно знаю. И вот теперь я сидела на переднем сиденье, глядя на заснеженный лес по сторонам дороги, изредка сменявшийся столь же заснеженными деревнями, а в багажнике тихо лежали мои сумки.

Ещё в «Ласточке», пока ехала от Москвы до Твери, я разблокировала номер отца и отправила ему сообщение: «Прости, я очень разнервничалась, поэтому убежала. Давай встретимся в мой следующий приезд в Москву, после НГ». Ответ упал практически сразу же: «Да, конечно! Я тебе всегда буду рад». Ну, вот и славно, тайм-аут даст мне возможность хорошенько подумать.

– Что тебе передал Олег? И почему это нельзя было отправить электронной почтой? – спросила я сразу же, как мы отъехали от вокзала.

– Почтой нельзя потому, что у меня в почтовом ящике щёлочка узенькая… – ответил Стас, следя за дорогой.

– Что-о?

– Да файл там очень объёмный, под гигабайт, какой ты его почтой отправишь? – расшифровал он с досадой.

– И что в этом файле?

– А ты не посмотрела?

– Пыталась. Запаролено.

Он хмыкнул.

– Результаты кое-каких лабораторных исследований по нашему делу. По убийству Горгадзе.

– Об этом я догадалась!

– Молодец! Приедем и вместе посмотрим, если ты захочешь. Кстати, объявилась настоящая сестра Феодосия.

– И где она была?

– Лежала в больнице. Вышла из поезда на Казанском вокзале в Москве и обнаружила, что у неё украли все документы и деньги, тут её и накрыло. Гипертонический криз, предынфарктное состояние, трое суток без сознания и амнезия ещё на две или три недели.

– Погоди, но почему ж она не сообщила никому, когда пришла в себя?

– Кому?

– В монастырь, наш или в свой, Кадомский.

– Таточка, сестра Феодосия – пожилая женщина, которая больше двадцати лет провела в монастыре. Она мобильный телефон первый раз взяла в руки, когда из Кадома уезжала в Бежицы! Ей и в голову не пришло, что матери-настоятельнице можно просто позвонить по мобильнику, и что номер достаточно легко узнать.

Я покачала головой.

– Да ну, ерунда какая-то… Амнезия ещё эта. Может, настоящая Феодосия была в сговоре с фальшивой?

– Ты, милая, детективов начиталась, – хохотнул Стас. – Не было у них точек пересечения. А вот выяснить, кто знал об её отъезде и сообщил, что нашёлся подходящий объект – это надо, и это делается. Кстати, криз и прочее было медикаментозно спровоцировано, анализы её больничные проверили.

– Да