«Как вам уже известно, в 1887 году я посетил Англию и несколько дней провел в Лондоне. И там, в лондонском Вест-Энде, среди завсегдатаев театральных лож я встретил прекрасную женщину. Прелестные голубые глаза, совершенная фигура… Мы познакомились. Я, конечно, не юноша, но тоже испытываю потребность в любви… Я желал бы вкусить ее плоть и ощутить вкус ее крови. Но вместо этого однажды рассказал ей свою историю — историю графа Дракулы. Ее звали Флоренс. Флоренс Болком-Стокер. Она была женой Брама Стокера. Она рассказала историю мужу, и тот написал свою книгу…»[63]

В супругу Брама Стокера был влюблен именно Оскар Уайльд. Эдвард Хок, говоря о романе вампира с Флоренс Болком, фактически отождествляет Дракулу и Уайльда…

Правда, упоминаемая дата появления Дракулы в Лондоне вызывает и другие ассоциации. В 1888 году столицу Англии потрясли жестокие убийства проституток, совершенные неизвестным преступником, который получил имя Джек Потрошитель. Вполне можно предположить, что его кровавые деяния также оказали влияние на замысел Брама Стокера. Трудно отрицать влияние этих чудовищных событий на создателя романа о носферату. И еще больше должна была повлиять на него та мифология, которая почти сразу образовалась вокруг Джека Потрошителя.

В неизвестном серийном убийце (а вернее, в том образе, который сложился в массовом сознании) можно усмотреть множество параллелей с образом Дракулы. То, что жертвами Потрошителя становятся молодые женщины (жертвы Дракулы — Люси Вестенра и Мина Харкер); то, что обычные средства (полицейские) бессильны; то, что в неизвестном преступнике подозревали аристократа, титулованную особу, — все это сближает Дракулу с Джеком Потрошителем. Разумеется, неизвестная личность не могла стать в полной мере прототипом стокеровского вампира. Но сама история Джека Потрошителя, взбудоражившая викторианское общество, вне всякого сомнения, должна была определенным образом преломиться в романе.

В недавно вышедшей (и уже переведенной на русский язык) книге Джеймса Риза «Досье Дракулы»[64] действие как раз разворачивается в 1888 году вокруг убийств, совершенных Джеком Потрошителем. Главный герой романа и рассказчик — Брам Стокер, под влиянием именно этих событий (и их подоплеки, о которой я не буду писать здесь) задумывающий свой знаменитый роман. Вообще же интересно, что в современной массовой культуре присутствуют оба эти образа, Дракула и Джек Потрошитель. Иной раз они даже оказываются персонажами одного и того же произведения. И что совсем неожиданно, в современной литературе Дракуле достается больше сочувствия, нежели Джеку Потрошителю…

Коль скоро речь зашла о современных произведениях, так или иначе связанных с вампиром, придуманным Стокером, я в заключение хочу упомянуть о метаморфозах, которые происходят с Дракулой в некоторых из них.

Например, в уже упоминавшемся рассказе Эдварда Хока «Дракула 1944» вампир оказывается в концлагере и здесь разворачивает охоту на эсэсовцев, превращаясь, таким образом, в борца со Злом (с известной натяжкой, разумеется).

В романе Роберта Лори «Оживший Дракула» вампир помогает отставному полицейскому раскрыть преступление, в котором обвиняют племянника главного героя.

В романе Фреда Саберхагена «Дело Холмса — Дракулы» вампир оказывается союзником Шерлока Холмса (в уже упоминавшемся романе Лорена Эслмана «Шерлок Холмс против Дракулы» — наоборот). Холмс, впрочем, встречался не только с графом Дракулой, но и с его автором — если верить известному писателю Николасу Мейеру, описавшему эту встречу в романе «Ужас Вест-Энда».

В рассказе Дэна Симмонса «Дитя Дракулы» (прекрасный рассказ, который затем был превращен писателем в длинный и скучный роман «Дети ночи») Дракула предстает усталым философом, презирающим не только людей, но и свой собственный клан.

В рассказе «Легкая ночная музыка» Майка Резника Дракула прекрасно вписывается в мир рок-музыки, дружит с «Битлз», «Роллинг стоунз», «Кисс», а в рассказе «Вопрос стиля» Рона Ди Дракула отлично чувствует себя в мире современного кинематографа.

Что же, кровожадное чудовище, придуманное Брамом Стокером, прекрасно приспособилось к изменениям мира. Дракула давным-давно перестал быть «носферату», «undead», «немертвым» — он превратился в истинно бессмертного. И кто скажет, какую часть этого нового бессмертия подарили ему те, кто наделил вампира отдельными черточками своего характера, особенностями биографии, оттенками вкуса? Все те, о ком говорилось в этой главе, — включая, конечно же, самого Брама Стокера.

Nota bene

В замечательной книге Т. Михайловой и М. Одесского «Граф Дракула: опыт описания», на которую я несколько раз ссылался в главе о великом вампире, подробно рассмотрены многие прототипы, но главный вывод, который можно сделать относительно происхождения великого вампира мировой литературы, заключается в том, что его придумал Брам Стокер. Да, он назвал своего героя именем валашского (трансильванского) господаря, жестокого и кровожадного Влада Дракулы; да, он придал ему некоторые черты такой авторитарной личности, как Генри Ирвинг, и, возможно, Оскара Уайльда. Конечно, на него повлияла (не могла не повлиять) история Джека Потрошителя. Могу добавить еще и безусловное влияние на возникновение образа трансильванского вампира таких литературных героев, как Шерлок Холмс или мистер Эдвард Хайд (из «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» P. Л. Стивенсона). Тут речь идет не о «вампирических» чертах, а о чертах, если можно так выразиться, «человеческих», индивидуальных. То, что в образе Дракулы имеет отношение к его вампиризму, складывалось, конечно, под влиянием уже существовавших литературных образцов: «Кармиллы» Джозефа Шеридана Ле Фаню и «Вампира» Джона Полидори.

Но любопытнее всего представляется влияние как на образ, так и на некоторые сюжетные линии романа Стокера другой знаменитой книги — романа Александра Дюма «Граф Монте-Кристо», впервые вышедшего в Англии почти сразу после французского издания, в 1846 году. История таинственного пришельца с Востока, загадочного графа, имеет множество параллелей с историей другого графа, также приехавшего с Востока. Некоторые сцены в «Дракуле» словно выросли из «Монте-Кристо»: например, обольщение Харкера в замке Дракулы красавицами-вампиршами вызывает в памяти описанные Александром Дюма сны наяву Франца д’Эпинэ в замке графа Монте-Кристо, пережитые им под воздействием гашиша. Постепенное умирание Люси Вестенра выглядит повторением подобного же умирания Валентины, дочери королевского прокурора де Вильфора. И таких эпизодов очень много. Кстати, графа Монте-Кристо в романе Дюма так часто называют вампиром, что сходство этих книг никак не выглядят случайным.

И потому есть резон внимательнее присмотреться к загадочному графу Монте-Кристо, нежданно-негаданно нагрянувшему в Париж в первой половине XIX века. А заодно попробовать понять: что же заставляло окружающих считать его вампиром и кого мог представлять себе Александр Дюма, работая над этим образом и этой книгой.