отправил в школу-пансионат два таких грузовика, поэтому жаловаться не приходилось.

— Сколько… смогла… столько… и взяла.

Леона хотела смахнуть пот, но лишней парой конечностей еще не обзавелась. Кое-как доволокла книги до нужного стеллажа, чуть не рухнув сверху, и стала быстро расставлять по полкам: перед покупателями нужно держать лицо. Она выровняла корешки и только после этого развернулась, поправляя рабочий фартук.

— Извините за ожида…

Возле стойки стоял Рудольф. С щетиной и одетый словно на скорую руку — на рубашке внизу отпечаталось пятно от апельсина, штанам явно не хватало ремня. Он сжимал потрепанный портфель как последнее, что у него осталось.

— Если вам нужна консультация, обратитесь лучше к парню за кассой. Я на разгрузке.

Леона вздернула нос — и отправилась за новой стопкой у черного входа.

— Лео! — Рудольф кинулся за ней, но на полпути был остановлен Гриденсом. Только тот клал руку на плечо так, что правонарушители буквально цепенели. Голос Рудольфа стал отчаяннее: — Лео! Дай мне пять минут.

— Нет.

— Три! Две!

— Одну, — Леона поморщилась, не зная, как испытывала когда-то к этому человеку восхищение. К этому жалкому человеку, который пришел к дочери любимой женщины вместо того, чтобы рвануть к ней самой. — Мистер Грегори, можно выйти на минуту?

Грегори нахмурился, но железную хватку разжал, и Рудольф выдохнул, потирая плечо.

— Время засечь? — Грегори многозначительно покосился на настенные часы.

— Будьте добры.

На улице Рудольф вытащил из кармана смятую пачку сигарет, повертел и стал вытаскивать-убирать сигарету.

— Лео, я запутался.

— Распутывайтесь в другом месте. Мне мямленье нафиг не сдалось.

Рудольф дернул ладонью: пачка полетела вниз, и одинокая сигарета осталась в пальцах. Он смотрел на Леону без злости и испуга — с тоской.

— Ты злишься, Лео? Знаю, что поступил как мудак. Я готов объясниться. И хочу вернуться!

— А хочет ли мама, чтобы вы возвращались?

Рудольф округлил глаза, словно не представлял себе такого исхода. Самоуверенный индюк. На коленях пускай бы еще приполз. С цветами. И землю целовал.

— Мама не кукла. И не примерная домохозяйка. То, что она ждет от вас ребенка, не делает ее комнатной собачкой, которую можно задобрить косточкой, а потом отогнать сапогом.

— Я и не думал… Лео, я даже не думал о таком! — Рудольф едва не кричал на всю улицу.

— Ага, а как вам слово поперек сказали и за красивой картинкой показали грубый чертеж — вы сразу в кусты.

— Лео, ты все не так… Лео! Я смотрел новости! — Рудольф что, серьезно пытался ее таким удивить? Пора обратно. — Шестилетней давности.

Леона застыла как вкопанная и медленно-медленно повернула голову. Рудольф стал собранным и решительным, напоминая сейчас того, кто договаривался об интервью со звездами — и договаривался к обоюдному удовольствию.

— И что насмотрели?..

— Собственную слепоту, — Рудольф признавался спокойно: говорил правду. — Никогда не задумывался, почему ты стала хулиганкой. Почему Бетти замечает твои успехи и неудачи. Почему она словно видит меня насквозь, даже если мы говорим по телефону и я пытаюсь убедительно врать. А еще — почему я выбрал ее из тысячи женщин.

— Тогда сразу из миллиона.

— Из миллиарда, — Рудольф растер сигарету в пальцах, и вниз посыпался пепел. Серо-горький. — Прости, что засомневался — и в тебе, и в Бетти.

— Это лишнее. — Леона дернула плечом. Казалось, разрыв манжеты был в какой-то другой жизни. Слишком много событий навалились одномоментно. И склеить-состыковать получалось с трудом. — Руди… ничего не делайте наполовину. Если любите — так любите. Доверяете — так всецело.

— Хорошо, Лео, хорошо! И спасибо, — Рудольф еще и руку ей поцеловать умудрился! Нахал.

— Вы еще долго тут торчать собираетесь? У меня работа, вообще-то. А потом встреча с подругой. Но убью, если узнаю, что мама плакала.

— А если от счастья?

— Все равно убью.

Рудольф улыбнулся — немного криво: оснований воспринимать слова Леоны всерьез у него было в достатке. И понесся по улице, неверяще счастливый, как Эби-Дороти, когда однажды получила по математике «хорошо», хотя даже в начальной школе пользовалась калькулятором. Потом оказалось — учитель перепутал листы. Но неподдельная радость Эби-Дороти захватила тогда всех. Где-то там, в другой жизни.

— Минута успешно превратилась в десять, — книжный босс и волонтеры прилипли к телевизору, — но прощаю. Тут такое по новостям!

— В Клиссолд-парке обнаружены вещи пропавших девочек. В обрыве найдены бусы и платье, на котором есть пятна крови и следы белого порошка. А в мусорке неподалеку обнаружили несколько пустых блистеров из-под снотворного, — девушка-репортер эмоционально освещала работу поисковиков. — Только что водолазы вытащили из пруда сандали и изрисованный блокнот! Тела пока не обнаружены. Поиски продолжаются.

Леона стиснула кулаки — спокойствие, только спокойствие. Она уже сделала это: как смогла сымитировала смерть двоих подростков. Теперь оставалось лишь ждать.

* * *

Вечером у Эби-Дороти Леона по большой части отсыпалась. Подруга успешно занималась своими делами, не теребила, не кантовала. Куда-то уходила, возвращалась. Потом подсела к Леоне на кровать, вещая о каком-то суперважном семейном обеде: «Даже знаменитость пригласят!». Эби-Дороти страдала как фифа: а что надеть, а как себя вести. Леоне бы ее проблемы.

— О, точно, тебе отец просил передать. Он всегда так важные поручения оформляет. «Бдите за моей дочерью», ха-ха. Прикинь, если так и окажется?

Эби-Дороти протянула Леоне посеребренный конверт со сложными вензелями. Дорогая плотная бумага, запах крепкого бренди. В конверте была записка. Чрезвычайно короткая — и дорогая: «Надеюсь, я не ошибся».

— Таинственно как, — Эби-Дороти нагло заглянула в текст и снова принялась донимать расспросами про имидж.

Есть же беспечные люди. А сама Леона будто лучше была! Шесть лет жила, не особо парясь о судьбе других. Год вовсе с Гамельном провела. И тут чухнулась догонять ушедший поезд. По дороге наломав дров и поломав судьбы. «Недостойные матери» наверняка задыхались сейчас в бессильном отчаянии. И мечтали крутануть время назад. Некого винить, некого винить, некого винить… кроме себя.

Кто бы ей сказал-подтвердил: «Ты все сделала правильно». Кто бы сказал…

Конверт Леона бережно убрала в сумку, спрятав между комиксами.

* * *

— Лео, девочка моя, не задерживайся сегодня допоздна, — у Элизабет голос звучал урчащим довольством. — А лучше отпросись пораньше.

— Мам, я же не в школе, — Леона, зажав телефон между плечом и ухом, сортировала выпуски журналов по годам и тематикам. Женщина, напоминающая учительницу, приволокла два объемных пакета. Сказала, муж собирал вплоть до развода, многие не распакованы, ей некогда разбираться. А им есть когда, ага. — Смена закончится — и приду.

— Все люди, Лео! Договорись.

Леоне на ногу упала увесистая стопень. Она беззвучно выругалась и кое-как пристроила на полке остальную