– Это Мерик, – представил появившееся создание Стынь и нежно провел рукой по волосам девочки, тем самым успокаивая ее. – Когда-то я не послушал Першего, поторопился попробовать свои силы и заболел… Перший оставил меня на миг… И того мига, хватило, чтобы я проявил своеволие, которое чуть было не отняло у меня… – Бог на малость замолчал и пронзительно зыркнул на отроковицу, черты его лица, где ощущалась сила и мощь слегка затрепетали. – Чуть было не отняло меня у Зиждителей, – поправился он, чтоб стало понятней. – Я, скажем так, вначале потерял сознание… И как следствие того захворал. Болел я долго и очень тяжело. Все Боги, не только Отец. – Стынь вельми редко, при Еси, так величал старшего Димурга, чаще предпочитая называть его по имени.– Все… дюже за меня тревожились. Они сделали все необходимое, чтобы я поправился, и почасту меня одаривали, тем или иным. Мерика, как только мне стало легше, подарил Отец. Он сотворил его для меня, как верного соратника, спутника, каковой может подолгу говорить, смешить, каковой несет в себе не только поразительный ум, но и хитрость, изворотливость.

– О, Господь Стынь, чего вы меня так при госпоже принижаете, – нежданно достаточно приятным баритоном отозвался Мерик, и немедля хвост его свершив движение, хлопнул кисточкой прямо по платиновой застежке пояса, единожды смахнув оттуда пару камушков бирюзы, и рывком бросив их в глубины ковра. – Каковой я такой хитрый и пронырливый… Еще госпоже покажется, что я пройдоха. А я на самом деле, вельми приличное существо, одна из ветвей многочисленного племени чертей, оный призван приносить радость и составлять компанию.

Торжественно дополнил Мерик и тотчас улыбнулся, отчего разом покрылось его лицо морщинками, изо лба выглянули рожки, изо рта клыки. А мгновение спустя Еси сначала тихо, а посем много громче засмеялась, не в силах спокойно смотреть на таковое кривлято подвижное лицо.

– Вот… вот, госпожа уже и смеется надо мной.. вмале начнет меня дичиться, – несомненно, довольный собой отметил Мерик.

– Тебе вроде слова не давали, – меж тем произнес Стынь и сам широко просиял не только улыбкой, но и золотыми переливами кожи. Создание, немедля вскинуло вверх руки и обеими дланями прикрыло уста, да и в целом часть своего лица, оставив свободным правый, точно и вовсе стеклянный глаз. – Итак… Мерик, очень предан мне, обладает качествами, которые близки к божественным… И потому я уверен, выполнит мое распоряжение. – Димург медленно перевел взор на застывшее создание, оглядывая его потешный вид, и колыхающиеся руки, идущие малой рябью, судя по всему и под ними улыбки, и морщинки не прекращали своего хода. – Мерик, – теперь Бог обращался к созданию. – Хочу, чтобы ты достаточно скоро… Можно молвить ретиво принес мне состав снадобья от степной лихорадки, что ноне выкашивает дарицев.

Создание из племени чертей, незамедлительно откинуло руки от своего лица, и, расправив на нем все бороздки, как, впрочем, и улыбку, несогласно отозвалось:

– Эт, интересно мне, где я его достану… Я ж не Трясца-не-всипуха, чтоб составы помнить. Я для другого, здесь призван.

– В данный миг, призван именно для этого, – весьма сурово дыхнул Стынь и слегка подавшись вперед, точно пронзил взором своих черных очей насквозь кривлятого соратника. – Для того, чтобы своей ловкостью, хитростью и умом раздобыть и принести мне снадобье. И да, по поводу, Трясцы, это хорошо придумано… Давай… Давай, поторопись. Скажешь Трясце так велел Господь Стынь, мне сие надобно, а коль станет упрямится, обратись к кому следует.

– А к кому следует? – наконец подала голос Есислава, все еще довольно улыбаясь… Так как хоть и видела чудных созданий, близких Богам, тогда, когда жила малое время обок Расов, одначе, за восьмилетний срок уже почитай позабыла их образ, совершенно стершийся из памяти. Очевидно, она много раз о них слышала, особенно от Стыня, но одно дело слышать, иное видеть, посему ноне была вельми рада узреть кого из них.

– Сюда более не приходи, – так и не ответив на вопрос девочки, продолжил повелевать Стынь, и ощущалась в тембре его гласа божественная властность. – Передашь по сетке… и поспеши.

Это уже явственно прозвучало недовольство Бога, и Мерик торопливо склонив голову пред ним и девочкой, качнул своим большеньким ухом. Сверкнули в нем камушки яшмы, и черт мгновенно исчез. Да так скоро, что отроковица резко дернулась назад, ибо в лицо ей резко ударил порыв ветра. И в комнате вновь проплыла тишина. Есислава, вгляделась в поверхность ковра, где явственно наблюдались не только примятые волоконца шерсти, оставленные от ног Мерика, но и покоились два маханьких камушка бирюзы, степенно уменьшающихся в размерах, вроде истончающихся. Погодя юница гулко вздохнула, и дрогнувшим голосом протянула:

– Ты, такой, Стынюшка, счастливый… можешь видеть Першего… Тебе не надобно скрывать, что любишь его. И так верно замечательно, когда он о тебе заботится… Такое чудное создание дарит… в сапожках… красных, да с поясочком чудным.

Отроковица и вовсе судорожно вздрогнула, и немедля густой смаглый луч выбился из ее головы и своей яростью позолотил ее рыжие волосики так, что на них заплясали малые капелюшечки сияния.

Девочка почасту толковала со Стынем о Першем… и всяк раз Крушец наглядно демонстрировал связь и тоску по своему Творцу, выбрасывая густое сияние. Да только Стынь, подученный Отцом, умел снять ту смурь с лучицы и переориентировал саму отроковицу каким интересным рассказом. Вот и сейчас он принялся рассказывать ей о Мерике… О том каков он проказник, и как почасту шалопайничает, отчего в общем всех раздражает и не только многочисленные создания Димургов, но и самих Богов… А терпят его лишь потому как, вельми любят Стыня, и не хотят чем опечалить.

– И как он озорничает? – поспрашала, отвлеченная от мыслей про Першего, Еси.

– Да, как… как… любит стучать… шуметь… подкидывать под ноги всякие трещины, ямы, аль вспученности. Вот представь, идешь ты по галерее… коридору… ступаешь безмятежно по ровному полу, а тут нежданно под ногой появляется глубокая рытвина, в которую ты можешь провалиться почитай по грудь. Такое не всякому по нраву, особлива коль ты Бог, – улыбаясь пояснял Стынь, меж тем голубя волосы девочки, прижимая ее к груди, целуя в щеку и лоб, таким образом успокаивая лучицу своей теплотой и близостью. – А то еще любит Мерик шлепать, пыхтеть, петь иль сопеть… И тогда, кажется, кто-то на голове у тебя пристроился и сотворяет данное бесстыдство прямо тебе в ухо, – дополнил младший Димург и засмеялся, и его плотный басистый смех, мгновенно зазвончато поддержала отроковица. – Словом Мерик тот еще баловник, – досказал Стынь, становясь вновь степеннее. – А вообще он очень умный, умеет толковать по существу и предлагать вельми интересные замыслы. Замечательное создание, которое украсило, заполнило все долгое время, что я хворал.

– Не думала, что Боги болеют, – протянула нескрываемо удивленно Есислава, она вновь сидела на облокотнице кресла, и порывчато вздела плечики вверх. – Думала, оно присуще только людям.

– Рождение, питание, болезнь и смерть, сие присуще всему живому, – чуть слышно дыхнул Стынь и резко напрягся.

На немного он недвижно застыл и сызнова в его венце засияли зараз все камни, а особо лучисто голубой аквамарин в навершие, будто принимая аль вспять передавая какое сообщение. Стынь даже на малеша прикрыл веками очи, а погодя широко их распахнув, улыбнулся. Он энергично ухватил левую ручку девочки и перво-наперво поцеловал ее гладкую, розовую ладошку, дотоль распрямив на ней все пальчики. Вельми ласково Бог воззрился в нежное, миловидное личико отроковицы и враз черная радужная оболочка его глаз поглотила всю склеру, содеяв их какими-то иссиня-черными. Правым указательным пальцем, где подушечка словно собрала в своем навершие все золотое сияние он резко ткнул, в середину длани Еси. И стоило лишь золотому свечению, коснуться розоватой кожи ладошки, как рука девочки почти до запястья яро вспыхнула рдяно-смаглым светом. Казалось еще морг и начавшие перемещаться во всех направлениях, как по тыльной ее стороне, по перстам, так и по самой пясти мельчайшие крупинки схожие с затухающими искорками вызовут возгорание наружного покрова. Одначе, вмале те брызги покинули обратную сторону пясти и пальцы, купно сбившись на поверхности ладони, и резко приглушили свое сияние… засим окрасившись в черный цвет… Погодя суетливо вдруг засквозив слева-направо в виде слогового письма, начерченного образом «черт и резов», каким пользовались дарицы, постепенно перемещаясь с верхней строчки на нижнюю и достигая последнего рядья, в какие-то доли секунд впитываясь в кожу. Впрочем, всего-навсе за тем, чтоб погодя вновь появиться в начальной строчке подпирающей фаланги перст.