– Золотые времена, – голос Есиславы не просто дрожал, он рвался от боли на части. – Ксай… Ксаечка всегда говорил, что в свитках было записано про рождение божества… Божества которое принесет в Дари золотые времена… Ежели я… я божество, как все считали… То принесла смерть… гибель моему народу, а не золотые времена.

Девушка еще миг медлила, а засим резко вырвалась из объятий Бога, и, вскочив на ноги, побежала сквозь, кубической формы, плывущий золотой туман. Вынырнув из него, Есинька оказалась у подножия пологого хребта, позади нее же все еще стлались божественные испарения, и струилась река. Не останавливаясь ни на миг, пробиваясь через густые заросли кустов, кустарника, трав и деревьев, видимо, зараз переплетенных меж собой, чем образующих непроходимую чащобу юница направилась вверх по склону. Не в силах терпеть мысли, что она повинна в смерти дарицев, не в состоянии ощутить чью-либо поддержку и даже, как предполагал Перший, помощь столь надобного ей Крушеца… и вовсе смолкшего. Девушка не могла себе позволить, осознавая, что принесла смерть людям, с которыми у нее кровная и духовная связь, днесь найти успокоение в объятиях Круча, который мог поддержать ее просто своим присутствием. Еси не хотела… не желала для себя прощения, покоя, так как тот, кто мог ей его даровать и сам туго стенал внутри нее, иноредь выкрикивая слово : «Отец!»

Прорвавшись сквозь гущу кустов, юница выскочила на тонкую звериную тропку и побежала по ней. Дарицы всегда ценили жизнь… однако, считали, что достойнее жизни для человека есть его честь, во имя которой не возбранялось даже прекратить оную. Честь… задетая чьими-то действиями, поступками или собственными неправедными жизненными ориентирами. Девушка, убегающая вверх по торенке, ощущала, что обманув своим появлением, рождением всех дарицев и сама заслужила смерти. Не имела она права на семью, детей… Стыня… на радость лицезреть восход солнца… и любоваться ночным небом… далью луговых трав и степенно спускающегося сизого тумана.

Эти мысли ноне никто ей не подсказывал. От них не мог ее даже уберечь Крушец, абы сам был чем-то болен. И не умеющая работать, творить, защитить себя, Еси направившись вверх по тропе понимала, что вмале погибнет от диких зверей, ядовитых созданий населяющих эти леса и постигала наступление той справедливости… справедливости поборником коей была по мере своих сил и возможностей. А в голове юницы, сейчас не просто пекло… там все жарилось и скворчало… И это были звуки исторгаемые не плотью, одначе, проскальзывающее явственно через ее мозг.

Нежданно нога Есиньки зацепилась за длинный корень, словно разрезавший поперек тропку, и, не совладав с тем рывком, она гулко плюхнулась грудью о поверхность земли. Не только подбородок, но и все лицо прямо-таки вошло в присыпанную листвой почву, а в нос ударил кисло-сладкий ее дух. И тотчас туго свела корча руки, ноги, и, похоже, все тело девушки. Глухой стон вырвался изнутри ее приоткрывшегося рта, зубы яростно впились в плотный слой оземи, точно ища в ней последнюю надежду на спасение. Еще миг той корчи, и Еси внезапно порывчато затрясло, изо рта потекла белая густая пена, из обеих ноздрей вязкая юшка. Боль теперь заполонила и сам мозг, выплеснувшись из лучицы особым громогласно-хриплым криком, наверно последней надеждой докричаться до тех с кем она была сродни. Густое смаглое сияние пробило насквозь теперь не только голову Есиславы, но и ее плечи, шею и отразилось от спины. Юница еще раз надрывно дернулась и глухо захрипев, стала захлебываться кроваво-белой пеной.

Конец первого тома.

г. Краснодар, май-июнь; ноябрь-декабрь 2013г, июль-сентябрь 2014г.