— Я удивляюсь, как его вообще могут выносить, — заметила миссис Раддик, откусывая кусочек хлеба.

— Возможно, он не старается казаться лучше, чем есть, — ответила Эви.

— Вот бы нам всем позволить себе такую роскошь. — Брат вздохнул. — Это только еще на несколько недель, Эви. Пожалуйста, пойдем со мной.

Она опустила голову.

— Хорошо, Виктор.

Эви вышла из-за стола рано и пряталась в библиотеке, пока Виктор не скрылся в своем кабинете и не закрыл за собой дверь. «Через несколько минут Хейстингз, камердинер брата, спустился по черной лестнице, чтобы отобрать на завтра рубашки и галстуки.

«Спокойно, Эви», — сказала она себе и помчалась по коридору в спальню брата.

На туалетном столике были уже разложены бритвенные принадлежности, приготовленные для утреннего умывания. Она забрала все: бритву, помазок и мыло. Захватила даже тазик.

Завязав их в платок, который она принесла с собой, Эви осторожно выглянула из-за двери в коридор, прислушалась и поспешила к себе. В спальне девушка разложила заимствованные предметы на кровати.

Конечно, она не может позволить Сент-Обину взять в руки бритву. Как только он получит оружие, она уже никогда не сможет подойти к нему достаточно близко, чтобы освободить. Значит, ей придется каким-то образом побрить его самой. Она представляла себе, как бреются мужчины, хотя и не занималась этим с тех пор, как отец позволял ей, семилетней девочке, намыливать ему лицо. Так что бритье Сента не должно вызвать затруднений.

— Гм, — раздумывала она, расхаживая по комнате к камину и обратно. В камере имелись ручные кандалы, чтобы сковать его запястья, но вряд ли он позволит воспользоваться ими без специальных мер воздействия.

А меры воздействия, если дело касалось Сента, означали либо ее тело, либо пистолет. В то же время он мог бы припомнить прежнюю уловку, а он не похож на человека, способного попасться на нее дважды. Может, Сент испорчен и похотлив, но уж точно не дурак.

Значит, остался пистолет. Хотя Сент должен был знать, что она никогда не сможет выстрелить в него. Лучше подойдет один из мальчиков, однако мысль о Рэндалле или Мэтью с огнестрельным оружием в руках наполняла ее ужасом.

Она медленно улеглась на постель лицом вверх, поглаживая подбородок кисточкой для бритья. Конечно, если Сент подумает, что она вооружила мальчиков, возможно, ей не придется в действительности снабжать их оружием.

Эви улыбнулась. Как только она раздобудет один из пистолетов Виктора, на следующее же утро Сент будет чисто выбрит. Возможно, ей удастся даже выпросить у кухарки, миссис Тэтчер, холодного фазана ему на завтрак.

Сент метнул еще один камень в ведро. Он уже сделал наброски Эвелины, самого себя, старухи с косой и своих учеников на нескольких жалких листках бумаги. И он перечитал книгу, которую она ему оставила, достаточное количество раз, чтобы выучить наизусть, несмотря на то что это было руководство по этикету для леди под названием «Зеркало добродетели», написанное «Выдающейся леди». Это звучало так, словно авторами были Эвелина и ее утонченные подруги. Она заблуждалась, если полагала, что книга просветит его, но по крайней мере она его повеселила.

Сент не любил скучать. Он тратил огромное количество энергии, чтобы избавиться от скуки.

Как и указывала Эвелина, в настоящий момент у него не осталось ничего, кроме времени. И проблема состояла в том, что оно располагало к различного рода нездоровым занятиям, как, например, размышления.

Он кинул еще один камень в ведро. Даже с сальной свечой, молчание и одиночество ночи казались бесконечными. Сосредоточиться на физических неудобствах было легче, чем размышлять о том, что делают его слуги, заметив, что уже вторую ночь кряду хозяина нет дома.

Конечно, физические неудобства его вынужденного заточения возрастали. Его одежда и даже кожа были покрыты грязью, левая лодыжка то немела, то пульсировала, а лицо страшно чесалось. Хуже всего, однако, было чувство, которого он прежде никогда не испытывал, — одиночество. Он, маркиз де Сент-Обин, чувствовал себя одиноким!

Рассеянно почесывая подбородок, он потянулся за новым камнем и вдруг замер, услышав, как наверху скрипнула дверь. Он начал было натягивать сброшенный сюртук, но решил, что это бесполезно. Здесь нельзя выглядеть иначе.

Сент проверил и убедился, что участок цепи, который он укрыл под матрасом, надежно спрятан. Если повезет, кто-нибудь — Эвелина, например — забудет, как далеко он может передвигаться по камере, и ему удастся раздобыть ключ от кандалов.

Когда дверь открылась, он почувствовал запах лимона, и прежде чем Эвелина ступила в комнату, уже знал, что она снова пришла его навестить. Каким бы безумным ни был ее маленький заговор, видимо, она искренне беспокоилась, чтобы он находился в добром здравии.

— Доброе утро, — сказала Эви, поглядывая на него с опаской.

Он не винил ее; вчера он был не слишком любезен, но тогда она ничего другого и не заслуживала.

— Доброе утро. Надеюсь, ты принесла мне мою порцию хлеба с водой?

— Я принесла сандвич с фазаном и горячий чай.

У него потекли слюнки.

— Правда? Что еще потребуется от меня, чтобы получить эти деликатесы?

— Ничего.

Мэтью — или как его там? — внес в камеру поднос и подтолкнул к маркизу палкой от метлы. Стараясь не показать, как он на самом деле голоден, Сент встал, взял свой завтрак и сел на прекрасный мягкий стул, намереваясь поесть. Двое других детей сменили сгоревшие свечи на стене на новые, и Сент, лизнув большой и указательный пальцы, загасил свою свечу для чтения. Нет смысла зря расходовать свечное сало.

Эвелина кашлянула, и маркиз спохватился, что он весьма варварским образом, как волк, пожирает сандвич.

— Хвала повару, — пробормотал он, отхлебнув глоток чаю. Он предпочел бы больше сахара, но не собирался жаловаться — ведь картошка, которую они швырнули ему вчера вечером, была вареная.

— Спасибо, — ответила она ему улыбаясь.

Сент смотрел на ее нежно изогнутые губы, пока их веселое выражение не изменилось. Он выгнул бровь, чтобы скрыть замешательство. Очевидно, одиночество свело его с ума.

— Ты приготовила мне завтрак?

— На самом деле это мой ленч, но я подумала, что вам он нужнее. И действительно, я сама его приготовила.

— Тогда спасибо тебе, — сказал он, отважившись улыбнуться. Без сомнения, он был похож на полумертвого от голода беглеца из Бедлама, но она не бросилась прочь в ужасе. Он начинал понимать, что Эвелина гораздо отважнее и решительнее, чем казалась.

— Не стоит благодарности.

Она повернулась, направившись к двери, и он так резко наклонился вперед, что чуть не уронил поднос.

— Ты уходишь? — выпалил он, подхватив остатки сандвича, прежде чем они упали на пол.