Мне было проще заставить себя шагнуть в жерло вулкана, чемвойти в дом Арделии. Всю неделю, да и весь месяц до этого, она еле ползала,едва не засыпая на ходу, но в ту ночь просто рвала и метала. Такой я прежде еелишь раз видел – в тот вечер, когда мистер Лейвин велел ей убрать плакат сКрасной Шапочкой, чтобы детишек не стращать. Поначалу Арделия даже не заметиламеня. Без конца бегала взад-вперед по комнате в чем мать родила – если у нее,конечно, была мать, в чем я очень сомневаюсь. Злобная, как тигрица, которойперца под хвост насыпали. Обычно дома она укладывала волосы в пучок на затылке,но сейчас они были распущены и развевались сзади – с такой скоростью онаносилась. Даже потрескивали, словно статическим электричеством заряженные.Глазищи полыхали огнем и сверкали, как сигнальные огни на железной дороге, иедва из орбит не вылезали. Все тело лоснилось от пота, и разило от нее – этодаже при моем-то притупившемся обонянии! – как из выгребной ямы. С грудей иживота на пол шлепались маслянистые капельки – это я как сейчас помню. Ляжкипоблескивали.

Стояла такая удушливая ночь, что воздух, казалось, давит натебя, как свинцовый. Остается мечтать лишь о грозе или хотя бы о ветерке, но нетут-то было. Только слышно, как кукуруза растет… причем скрипит, словно суставыстарика с подагрой, который пытается сам встать ночью, не потревожив жену.

И вдруг я вижу – черт возьми! – а ведь Арделия до смертинапугана! Словно кто-то наконец сумел подселить ей в душу страх Божий. И еще –вся она вдруг сделалась меньше, как-то скукожилась, что ли. Даже волосы сталитоньше, как у ребенка. И поредели – весь череп просвечивал. Поверх старой кожиповсюду нарастала новая – на щеках, вокруг крыльев носа, в уголках глаз и дажемежду пальцами перепонки образовались. Где только можно, висели и болталисьскладки. На ходу они даже негромко хлюпали. И вдруг меня осенило. Арделия веласебя как гусеница перед спячкой: она оплетала себя коконом.

Я молча стоял в дверях, наблюдая, как эта бестия носитсятуда-сюда. Арделия долго меня не замечала, слишком была взбешена. Дважды лупилакулаком стену с такой силой, что пробивала ее насквозь – обои, штукатурку и всеостальное. Звук был такой, словно кости трещали, но Арделия и виду непоказывала, что ей больно. Да и крови не было. Всякий раз, дубася стену, оногромко вскрикивала, но не от боли. Скорее так вопит разъяренная кошка… но, какя говорил, за ее злостью скрывался страх. И еще: вопила она не просто так, авыкрикивала имя помощника шерифа.

«Джон Пауэр!» – и тут же – бум! И кулак стенку прошибает.«Будь ты проклят, Джон Пауэр! Я покажу тебе, как соваться не в свое дело!Хочешь на меня посмотреть? Прекрасно! Но я тебя проучу, Джон Пауэр! Ты у меняпопляшешь!» Она без устали носилась по комнате, а потом снова подпрыгнула кстене, поджала губы и – трах кулаком! Только штукатурка и посыпалась. «Нет,Джон Пауэр, ты не сможешь! – вскричала она. – Ты никогда и пальцем меня неосмелишься тронуть!»

Впрочем, одного взгляда на ее лицо было достаточно, чтобыпонять: еще как осмелится. Тем более любой, кто знал Пауэра, мог утверждать: уАрделии есть основания беспокоиться. Помощник шерифа отличался редкойсообразительностью и ничего не боялся. Он был из тех, кому не стоило переходитьдорогу.

Пробежав по комнате еще пару раз, Арделия приостановилась напороге кухни и тут наконец заметила меня. Испепелила взором, свирепо ощерилась,и вдруг губы ее снова стали вытягиваться в длинное рыло – только на сей раз онобыло покрыто чем-то вроде паутинки, – и я испугался, что пришел мой смертныйчас: не в силах наложить лапы на Джона Пауэра, она решила расправиться со мной.Я медленно сполз на пол, прямо в какую-то лужицу. Арделия тут же остановилась.Пламя в глазах погасло, и вся она мгновенно переменилась. На губах заигралаулыбка. Можно было подумать, что я пришел на званый вечер, а сама она не бегалатолько что голышом, круша все на своем пути и ломая стены.

«Дейви! – воскликнула она. – Как я рада, что ты пришел!Выпей. Для тебя мне ничего не жалко!»

Арделия жаждала убить меня – я прочел это в ее глазах. Но ябыл ей нужен: не как спутник жизни, нет: она хотела, чтобы я покончил с ТэнсиПауэр. Полицейского Арделия брала на себя, но хотела, чтобы он перед смертьюзнал: дочери больше нет в живых. Вот для чего я ей понадобился.

«Времени у нас в обрез, – сказала она. – Ты знаешь Пауэра?Помощника шерифа».

Я ответил, что знаю. Добрый десяток раз он арестовывал меняза появление в пьяном виде.

«И как он тебе?» – спросила Арделия.

«Крепкий мужик», – осторожно ответил я.

«К свиньям вас обоих, чертовы ублюдки!» – неожиданновзорвалась она.

Я промолчал. Мне показалось, что так будет разумнее. Арделиясменила гнев на милость и продолжила уже вполне миролюбиво:

«Этот мерзавец сегодня днем пришел в библиотеку и началкопаться в моем прошлом. Буквально бомбардировал вопросами. Хотел выяснить, гдея жила перед переездом в Джанкшен-Сити, какую школу посещала… Видел бы ты,Дейви, каким волком он на меня смотрел! Ничего, я его проучу! Будет знать, каквести себя с настоящей дамой!»

«Тебе его не запугать. Пауэр ничего не боится».

«Боится, – ухмыльнулась Арделия. – Меня по крайней мере.Правда, пока полицейский об этом и не подозревает».

Она ухмылялась, но в глазах ее вновь промелькнул страх. Длянападок Пауэр выбрал самое неудачное для «библиотекарши» время – Арделияготовилась к спячке, и сил у нее оставалось меньше обычного.

– Арделия не сказала вам, что побудило Пауэра обратить нанее внимание? – спросила Наоми.

– Это и так ясно, – ответил Сэм. – Дочь ему рассказала.

– Нет, – покачал головой Дейв. – Я ее не спрашивал – боялсядаже обратиться к этой фурии, – но почему-то мне не кажется, что онапроговорилась. Ведь, покидая библиотеку, дети обо всем, начисто забывали… И осказках, и о том, что вытворяла Арделия в ванной. Впрочем, они не простозабывали, похоже, Арделия обладала способностью внушать им какие-то другиемысли. Во всяком случае, уходили детишки всегда веселыми. И вообще большинствородителей просто боготворили Арделию, готовы были ее на руках носить.

Думаю, Пауэр сам заподозрил неладное, заметив, что Тэнсикаким-то образом изменилась. Ведь Арделия, как и любой другой вампир,высасывала из своих жертв нечто вполне осязаемое. Должно быть, Пауэр заметилили как-то почувствовал это.

– Но что заставило его заподозрить именно Арделию? – снедоумением спросил Сэм.

– Я же говорил, Пауэр отличался редкой сообразительностью.Чутье у него было развито, как у настоящей ищейки. Возможно, расспрашивал Тэнсии какие-то ответы дочки ему не понравились. Ведь по приходе в библиотеку онничего не знал… но явно подозревал что-то. Причем вполне достаточно, коль скороАрделия на стенку полезла. Помню, больше всего ее вывело из себя – иодновременно испугало – то, как он смотрел на нее. «Я тебя научу, как надо наменя смотреть», – все время повторяла эта бестия. Должно быть, Арделия слишкомуверовала в то, что ей ничего не грозит, коль скоро первый же подобный случайвыбил ее из колеи. Заставил впервые усомниться в собственной безнаказанности.