Мне хотелось заглянуть в глаза Роберта и узнать его мысли. Чего он пытается этим добиться? Очередное шоу одного актера? Ах, если можно было бы использовать его внезапную открытость и выжать все до дна, получив ответы на все мои давно копившиеся внутри вопросы, но боязнь потерять и это взяла свое, поэтому я просто промолчала.

А тем временем его руки перешли к самой чувствительной точке голени – лодыжке. Все внутри замерло в ожидании неприятных ощущений и боли, но ее не было, так как пальцы Роберта словно пресекали и пережигали любое ее проявление, превращали в сладостное тянущее чувство внутри меня.

Так продолжалось какое-то время, и тишина совсем не давила, она дополняла интимность ситуации. Нам было о чем помолчать.

Наконец, мужчина решил сменить позу и сел с ногами на диван, повернувшись ко мне лицом. Я не могла не пройтись пытливым взглядом по его идеально вычерченному обнаженному торсу. Только вот возбуждение вмиг сменилось обеспокоенностью, когда я увидела синяк на месте следа от пули – он был еще едва проявившийся, совсем крохотный, но мне хватило и этого для повторной паники. Роберт уловил изменения во мне практически сразу, видимо, я инстинктивно напрягла ногу.

– Это только синяк, мышка, – устало констатировал он, но мне хватило пяти секунд его замешательства, чтобы поджать ноги и вплотную приблизиться к нему.

Мне не верилось, что такая большая удача улыбнулась именно мне – мужчина не пострадал после нападения практически ни капли. Не Роберту, а именно мне – ведь застрели его кто-то, он бы умер, и на этом бы закончилась история Шаворского, оставив за собой терпкий шлейф таинственности и идеального секса с кучей крышесносных оргазмов. Он бы умер, а я осталась жить с мыслью, что все же не смогла открыть так крепко закрытое сердце мужчины, по мелкому синяку которого я сейчас водила пальцем, благодаря Бога за возможность находиться рядом с ним в эту секунду. И пусть почти всегда он совершал поступки, намеревающиеся сломать меня (а как это по-другому назвать?!), но ему удалось зацепить и привязать мою неприхотливую душу к себе.

– Эй, ты чего? – приободряюще сказал мне мужчина, и я с интересом перевела на него растерянный взгляд, понимая, что снова плачу, не в силах остановиться.

Это был уже не тот недовольный жизнью папенькин сынок из подворотни, это был не холодный и замкнутый сегодняшний Роберт – это был другой, не знакомый мне мужчина, похожий на нормального живого человека. Его я была намерена узнать лучше.

– Как это произошло? – мне не хотелось говорить эмоционально, показывать, насколько я взвинчена и потеряна, но истерические нотки все же проскальзывали в голосе. – Ты поэтому запер меня в кабинете? Переживал, что я пострадаю?

Рука Роберта неожиданно успокаивающе накрыла мою ладонь у него на груди, отчаянно трясущуюся, как осина на ветру, и это прорвало все мои внутренние барьеры.

Свободной рукой я размахнулась и ударила мужчину по лицу, залепив мощную пощечину, уже и не пытаясь остановить истерику и поток слез. Он никак не отреагировал, прожигая меня своим печальным взглядом.

Почему меня не покидало чувство, что он прощается?

– Как ты мог допустить такое?! Как ты мог оставить меня одну?! – закричала я, разрушая спокойную тишину уютного кабинета Роберта, заставляя вибрации моего истерического голоса проникнуть в каждый уголок громадной комнаты. Но Роберт даже не шевельнулся, и это ударило болезненным хуком мне в живот. Нервный хохот прошелся по комнате, и я снова открыла рот, чтобы сказать все, что думала о мужчине до его эффектного появления на пороге кабинета: – Знаешь, Шаворский, ты можешь и молча…

Не знаю, как это произошло, когда и почему. Я просто восприняла это как факт, хотя хотела бы подчеркнуть эту дату и прилепить на желтом стикере к холодильнику – правой рукой Роберт крепко сжал мой затылок и притянул к своим губам, впившись в меня жадным и требовательным поцелуем. Все мысли тут же пропали, а тело сдалось и обмякло, поддаваясь уверенным движениям языка мужчины внутри меня.

Это был мой первый в жизни поцелуй.

Если тот Роберт Шаворский, которого я знала, и мог как-то признаться в любви, то только так.

Рука Роберта на моем затылке ослабла, он понял, что я не собираюсь сопротивляться, и дал мне возможность изучающе провести пальцами по его оголенному и напряженному торсу. Его умелый язык вычерчивал чувственные узоры внутри меня, даря ощущение легкого опьянения и мощнейший прилив эндорфинов, пока пальцы нежно убирали пряди волос, выбившиеся на покрасневшие, по всем ощущениям, щеки, освобождая доступ к моему лицу и заставляя сердце биться в бешеном ритме.

Приоткрыв глаза, я увидела, как в его открытом взгляде мелькнула нехарактерная для него, всегда такого серьезного и непреклонного, нежность, и, не удержавшись, ответила на его поцелуй с двойным рвением, словно от этого зависела моя жизнь.

Он оторвался от моих губ, давая возможность перевести дыхание, не отстраняясь от лица, медленно и изучающе каждую складочку провел языком по распухшим губам, заставляя забыть о саднящей ране, желании поскорее отправиться в дамскую комнату, о его прошлых поступках в отношении меня. Да обо всем на свете! Были только он и я в целом мире.

С каждым его вздохом, прикосновением, движением… дышать становилось тяжелее, а возбуждение нарастало с такой силой, что, казалось, можно кончить от одних его рук, губ и тяжелых выдохов, дающих осознание, что он чувствует то же, что и я.

– Блядь, что ты со мной делаешь, мышка? – выругался себе под нос Роберт, всего на секунду оторвавшись от меня, и тут же его руки легли мне на талию и резко, властно, ненасытно притянули к себе.

Вот тут-то мочевой пузырь напомнил о себе прямым текстом, при таких-то объятиях.

Я резко отодвинулась от Роберта и выскользнула из его рук. Вскочив на ноги, тут же согнулась в три погибели, так как стоять оказалось невыносимо и от любого моего движения уже могла произойти катастрофа, которая обычно происходит с двухлетними детьми в ясельной группе!

– Что с тобой?! – Роберт тут же вскочил со своего места и потянулся к ноге, где уже образовалась красная полоска от наручников. – Черт, видимо, придется вызвать доктора… Ты не можешь стоять?

– Мне срочно нужно в дамскую комнату, – сквозь зубы от чудовищной паники и осознания безысходности простонала я. А затем добавила еще более обреченно: – Я даже не знаю, где она. И, кажется, не смогу дойти…

Клянусь Конституцией Российской Федерации, что, говоря это, не имела никаких задних мыслей. Как раз наоборот, моча, извините за каламбур, ударила в голову, и я выпалила первое, что было на уме. Но Роберт без колебаний подхватил меня на руки и понес в противоположную от двух выходов из кабинета сторону.

Оказалось, что одно их черных панорамных стекол – это дверь в небольшой коридор, никак не связанная с рабочим пространством. Дверь туда Роберт открыл отпечатком пальца, прислонив ладонь к черной панели около прохода, которую можно было с легкостью принять за обычную плитку. Такое я видела только в фильмах, и это хоть немного помогло отвлечься от мыслей о скором позоре.