В этот момент Чикильдеев и Потапов заметили, что они не одни в комнате: несколько людей, а точнее — существ, похожих на людей, находились тут же. Взглянув на них, Сева и профессор попытались было выбежать из помещения, но Зашибец предусмотрительно заслонил своим телом дверь.

— Спокойно! Здесь все друзья.

Сева и профессор с опасением посмотрели на друзей. У одного на лице пылал кровавыми прожилками огромный глаз, в то время как второй глаз был спрятан под свисающим веком. У другого отливающие синевой руки вылезали из рукавов почти до пола и увенчивались тонкими пальцами, которые шевелились, словно щупальца. Остальные друзья Романа Степановича выглядели не лучше. Поэтому пока Сева и профессор не упали в обморок или не наделали других глупостей, Роман Степанович торопливо сказал:

— Это очень хорошие ребята. Они помогут нам выбраться откуда угодно.

— У них же… — прошептал профессор, наклоняясь к Зашибцу. — Вы видели?

— Ничего сверхъестественного, — сказал тот. — Если бы вас угораздило родиться не в Москве, а в другом населенном пункте неподалеку от ртутного могильника или свалки радиоактивных отходов, у вас бы и не такое выросло.

— Ртутный могильник? — переспросил профессор. — Не понимаю, почему бы не перерабатывать ртуть методом рециклинга, как это делается во всем цивилизованном мире?

— Я тоже не понимаю, — согласился Зашибец. — Зато теперь мы имеем уникальное средство передвижения, которое нас вывезет отсюда в обход всех ненужных проблем… Савватий Павлович, — обратился он к одному из присутствующих, — займитесь, пожалуйста, молодым человеком.

— Хорошо, Роман Степанович, — сказал длиннорукий неожиданно приятным голосом и шагнул вперед.

Сева увидел, как из-под полы плаща выскользнуло что-то длинное и гибкое, и зажмурился. Будто бы крепкие лианы обвили его тело и оторвали от пола. Через пару секунд легкий уличный ветерок уже шевелил Севину прическу и поглаживал щеки. Иннокентий довольно громко сипел, но Севе было совсем не страшно. Он только почему-то боялся, что с ног свалятся ботинки.

Ботинки не свалились и скоро под ними снова оказалась восхитительная земная твердь. Сева открыл глаза. Савватий уже проворно карабкался обратно по стене, а навстречу ему спускался еще один ртутник, на котором висел профессор, в ужасе придерживающий обеими руками очки.

— Послушайте! — в смятении сказал ему Сева, когда профессор очутился рядом. — Я же не взял пакет с костюмом, который мне купила Катя!

— Надо сказать об этом Роману Степановичу, — предложил профессор. — Может, он что-нибудь придумает. Например, пошлет за пакетом кого-нибудь из хвостатых.

Однако Зашибец, оказавшись рядом с ними, не дал никому рта раскрыть.

— Быстро за мной!

Пройдя стремительным шагом несколько кварталов, Роман Степанович остановился перед магазином женской одежды.

— Зайдем для конспирации. У меня к вам есть разговор.

— У нас к вам тоже очень важное срочное дело, — сказал Сева.

Примерно в это время в другом районе Москвы в другой, уже известный нам, магазин «Интим-шоп «Крутой секс» Открыто 24 часа» вошел пока не известный нам гражданин. Забегая вперед, назовем его имя и фамилию: Иннокентий Самокатов. Да-да, тот самый Самокатов, которому пыталась позвонить Костикова жена Маша в очень сложный момент ее жизни. Очутившись в интим-шопе, Иннокентий получил от женщины с длинными колдовскими черными ногтями двойной рекламный щит для ношения на груди и спине. На каждом щите были изображены сочные красные губы и написано:

«Крутой секс ждет вас 24 часа в 2 шагах»

ниже — помельче:

«интим-шоп любых направлений»

В самом низу был указан адрес.

— Могу выдать аванс, — сказала женщина с колдовскими ногтями.

— Спасибо, предпочитаю не жить взаймы, — отказался Самокатов, надевая на себя щиты и превращаясь в человека-рекламу.

Протиснувшись обратно в двери, он отправился в хорошо знакомое ему место неподалеку. Место находилось позади ларька «Табак-Пиво-Мороженое» и еще одного ларька, тоже с пивом и сигаретами, но под издевательской вывеской «Продукты», и называлось в народе «Максимычевкой», потому что руководил тут всем некий Максимыч, который сам себя презентовал как «президент коммерческой палатки». Под пластиковым шатром у Максимыча за в меру тесно поставленными столами днем и ночью двигался, галдел, щелкал орешками и разбрасывал шелуху вместе с пустыми бутылками заматерелый плебс. Ну и место, подумали бы вы, готовый рекрутский пункт для набора добровольцев под знамена черного цвета любого оттенка.

Самокатов зашел в «Максимычевку» выпить традиционную рюмку местного фирменного коктейля «Граф Орлов» (50 граммов ржаной водки и 50 граммов пшеничной водки, не перемешивать!). Закусывал он, как интеллигентный человек, сдобной булкой. Кое-кто из посетителей выражал неудовольствие, когда Иннокентий протискивался к стойке, толкая соседей висящим на нем громоздким плакатом. Таким приходилось разъяснять:

— Я, между прочим, на работе.

Внутри шатра, как всегда, сильно пахло народом. В углу радостно звенел и пищал игровой автомат, в просторечии — дурометр. Над дурометром красовались замечательные стихи: «Выиграть свой шанс не упусти — зайди и в автомат жетон свой опусти». Рядом дремал импозантный мужчина запойного вида. На груди у него висела табличка: «Подайте православному страннику». Ниже кто-то корявыми буквами присовокупил: «из кабака в кабак». О, почему, скажите, бродягами и алкоголиками так часто становятся красивые, видные мужчины? Отчего такая насмешка в нашей жизни?..

Увидев Иннокентия, Максимыч лично, не дожидаясь заказа, выставил на стойку все необходимое.

— Тебе ночью звонила женщина, — доверительно сказал он. — Назвалась Машей.

— К чужим женщинам ночью не езжу, — отозвался Самокатов.

Расслышавший эти слова сосед сбоку (явный профессиональный алкоголик; летучий голодранец, живущий пропиваючи) сказал:

— Ну и придурок! А то был бы у тебя тот самый крутой секс, который у тебя на плакате написан.

К счастью, они находились в таком демократическом месте, где царила полная свобода слова и торжествовал плюрализм мнений. Поэтому сосед сбоку не успел наговорить больше никаких гадостей, потому что с другой стороны в разговор влез дедок в телогрейке:

— Я всю войну целый день вкалывал и спал под верстаком!..

Милый, знакомый идеал общественного устройства.

Но тут же, отодвинув деда и распихивая прочую алкогольную бедноту, к Максимычу пробился заклейменный страшными татуировками сикнхед и громко потребовал:

— Бутылку водки и «Орбит» без сахара!

Потом сказал, обращаясь ко всем:

— Слыхали, а? Ну, полный пиндык! Я в глухой оттаске! — и отчалил.