Наконец Арва сочла, что основа готова, и повернулась посмотреть на тростинки, которые мы с Тариком отобрали в качестве утка. Не имело особого значения, если тростинки окажутся короче рамы, потому что в случае необходимости их можно будет закрепить на основе. Места скреплений все равно закроет глина.

Ребята готовы были трудиться, пока не закончат, но я заставил их сделать перерыв на обед, когда заметил, как высоко поднялось солнце. Никто из нас все утро не кашлял, что не могло не радовать.

– Здорово, что на этот раз нам не так плохо, – сказала Арва. – Мне это ужасно не нравилось, а постоянная потребность прясть – еще меньше. Хотя от прядения на некоторое время становилось лучше.

– В любом случае прялок у нас больше нет, – сказал я, с тоской вспоминая собственный инструмент, закопанный где-то далеко-далеко и, возможно, утраченный навсегда. – А Сауд не даст нам прясть, используя ветки.

Тарик и Арва переглянулись, и Арва легонько потрясла головой.

– Ну, за работу, – сказал Тарик, откладывая миски. – Посуду потом помоем. Я хочу закончить с плетением, пока не вернулись Сауд и Захра.

К тому моменту, как работа была сделана, мы исцарапали себе все пальцы, а у меня на ладони был большой порез, который явно будет чесаться, когда затянется, хоть и не очень глубокий. Плести из тростинок было сложно, но они хорошо держались, так что переделывать ничего не придется. Я покрыл плетеное полотно тонким слоем глины, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы крышка устояла перед непогодой, но при этом будет не слишком тяжелой для фей.

Оставив Арву и Тарика прибираться, я понес крышку к колодцу. Это было самое сложное изделие, к которому мне довелось приложить руку за долгое время, и я гордился им гораздо больше, чем готов был признаться остальным. Арва – настоящая мастерица, хотя ни один ткач в Камихе не даст ей разрешение на работу, если только она не выйдет замуж за Сауда. А Тарик обладает поразительным терпением, не говоря уж о его способности подстроиться под любое задание. Наши родители так хорошо подготовили нас служить при дворе, которого больше не существует, и теперь нам оставалось лишь надеяться, что однажды он появится снова.

В то же время меня мучили смутные сомнения. Я отлично умел прясть, даже лучше Тарика, если сосредоточиться и попрактиковаться, но что я знал об управлении целым штатом прях, в отличие от своей матери? Я так сопротивлялся ее попыткам меня научить, что не дал ей шанса познакомить меня с деталями этой части работы, связанной не с самим рукоделием, а с организацией рабочего процесса. Сауд мог бы стать стражником, а Арва и Тарик, похоже, смогут отлично управляться с собственным ремеслом, но я чувствовал себя бесполезным. Даже если мы сумеем разрушить проклятие, моя способность служить Маленькой Розе ограничена в силу моего собственного детского упрямства.

Если мы преуспеем, причем достаточно скоро, есть шанс, что моя мать будет еще жива и сможет меня всему научить. Я пообещал себе, что на этот раз не стану пренебрегать ее наставлениями. Я буду прилежно слушать и учиться.

Если же нас постигнет неудача или нам придется провести остаток дней, скрываясь в пустыне или скитаясь по свету, чтобы нас не нашел сын Царетворца, я буду прясть, что смогу, и помогать Сауду защищать остальных. Этот вариант мне нравился куда меньше. Я больше никогда не увижу маму. Харуф погибнет. Маленькая Роза будет жить на краю света в бездействии столь абсолютном, что я понимал его суть лишь постольку, поскольку видел, какие страдания оно ей причиняет. Ее двор будет намного меньше, чем ей пристало, но мы всегда будем при ней, будем служить ей.

Дойдя до колодца, я с усилием сдвинул каменную крышку и аккуратно отложил ее в сторону, стараясь не повредить ее еще больше, чтобы в воду не попали камни или строительный раствор. Потом я взял ведро и опустил его на дно. Вода была кристально чистой. Я поставил ведро рядом с колодцем и накрыл его новой крышкой. Она была чуть велика и закрывала не только колодец, но и довольно большой участок травы вокруг него, но держалась хорошо. В отличие от каменной крышки, в ней не смогут прятаться змеи. Я отбил четыре камня от старой крышки и придавил ими края новой. Вряд ли ее сдует ветром, но лишняя предосторожность не помешает.

Потом я повернулся и огляделся вокруг. Я был совершенно один, если не считать жужжащих вокруг пчел, но у меня возникло такое же ощущение, как на поляне. Ощущение чьего-то присутствия.

– Мы уйдем завтра, – сказал я в никуда. Это казалось глупым, но я знал, что меня услышали. – Если вы сегодня опробуете новую крышку и камни окажутся слишком тяжелыми или она вам не понравится, пожалуйста, скажите нам. Мы можем остаться тут еще на день, чтобы все исправить.

На самом деле мы не могли себе позволить задержаться еще на день, Сауд ясно дал это понять. Но я обязан был предложить.

– Ухаживать за ней должно быть несложно, – продолжил я. – Просто промазывать глиной время от времени. А тростник должен продержаться довольно долго.

Жужжание вокруг стало громче. Я чувствовал его между зубов, будто вибрации отдавались у меня в челюстях. Это был их ответ, и, хотя я не совсем его понял, я кивнул.

Я собрался вернуться в лагерь, чтобы вместе с остальными дождаться возвращения Сауда и Маленькой Розы. Надо было готовить ужин и осмотреть наш скарб – хотя мы ежевечерне проверяли его на предмет повреждений и не делали ничего такого, что могло бы его повредить, сам ритуал перебирания вещей меня успокаивал. Он напоминал мне, кто мы такие, откуда пришли и что пытались сделать. Перед едой нужно будет хорошенько отмыть котелок, потому что глина оставила в нем слабый запах, который явно не украсит нашу и без того малосъедобную пищу, да и песок на зубах удовольствия не добавит. Нужно сказать Арве с Тариком, что они хорошо потрудились, и расспросить Сауда, что он видел во время охоты, даже если он не видел ровным счетом ничего, кроме бесконечных зарослей вереска на холмах Харуфа.

Я бы сделал все это, но, отвернувшись от колодца и пчел, обнаружил, что передо мной стоит Маленькая Роза. Она сумела подобраться ко мне так близко, что, будь у нее в руках шест, она бы повалила меня на землю, не дав мне и вздохнуть. Она ничего не говорила, просто смотрела на меня, стоя в лучах предзакатного солнца, окутанная жужжанием пчел и запахом вереска. Это мгновение казалось одновременно мимолетным и бесконечным.

А потом она взяла и поцеловала меня, прямо в губы.

Я так и не смогла себя заставить отправиться в путь вместе с принцем Марамом, хотя была отнюдь не уверена в его способности довести до конца порученное дело. Благодаря достигнутому его дедами миру принцу не доводилось опробовать силы в настоящем бою, а его охотничьи навыки были не особенно выдающимися. Можно было бы вселиться в его коня или в коня одного из его спутников, чтобы присмотреть за ним, но этого мне делать не хотелось: Марам уж больно налегал на шпоры. Но даже если забыть о боли, я еще ни разу не опускалась до того, чтобы слиться с безмозглой тварью, и поклялась, что никогда этого не сделаю. Мои шпионы подчас вселялись в тела медведей, птиц и бродячих собак, но я считала это недостойным себя. Я завладею или Маленькой Розой, или никем.