какие. Девица, которая до недавнего времени была у него домработницей, попала в реанимацию после ДТП. Вот он и устроил кастинг на дому. В некотором смысле мне повезло – не пришлось врать и выкручиваться, чтобы попасть к нему в дом и полюбоваться на персонажа. Хотя выкручиваться все-таки пришлось, но это позади.

Не то чтобы Коновалов был удивлен ее невозможной активностью, но озадачен – это точно. Он и предположить не мог, что в ее внутреннем арсенале обнаружатся преданность, решимость и мужество. Особенно последнее качество, мужество – в силу мягкости характера, насколько он мог его прочитать.

С другой стороны… Если припомнить ее недавнее выступление… То следует сделать вывод: Олеся – существо закрытое и оттого трудно определяемое. И, как выяснилось, взрывное. С такой штучкой придется повозиться.

Ему стало весело.

Этот поток эмоций и мыслей чуть было не отвлек майора от любопытного нюанса, мелькнувшего в ее повествовании.

Он проговорил:

– Надо же. Какая напасть на вдовца. Женщины из его окружения разлетаются, как вспугнутые куры. Хотя про убитую так говорить, кажется, нехорошо.

Насчет кур он выразился потому, что Плюшик в это время гонялся за небольшой стайкой дворовых сизарей, заставляя их перелетать с места на место.

– Да и про покалеченную тоже не стоило бы.

– Извиняюсь, – хмыкнул Коновалов. – И давно произошла трагедия с его помощницей по хозяйству? После убийства жены или до?

– Плюшка, перестань, – сказала Олеся сердито. Голубям она сочувствовала.

Пес оглянулся на голос, напоследок тявкнул на нескольких зазевавшихся и поскакал к соседнему подъезду здороваться с бульдогом Рикки, в сопровождении хозяйки вышедшим на променад.

– В пятницу девушка под колеса попала, – проговорила Олеся. – Через день после убийства его жены. Черная полоса, так частенько бывает.

– Да, действительно, полоса черная, – проговорил мент Коновалов задумчиво. – И как тебе персонаж? Способен убить благоверную?

– Как бы да… Он хам порядочный и на вид громила… Но ему невыгодна была смерть супруги! Он теперь остался буквально без штанов! Покойная женушка свой капитал сыну завещала, и Турчин знал об этом. А с другой стороны, разве не мог у него появиться мотив для убийства посерьезнее, чем соображения выгоды? Возможно такое? Конечно. Поэтому мой вердикт – все-таки способен. И второй участник тоже не так безобиден, как мне показалось вначале.

– Ты побывала еще у кого-то за утро? Ну, даешь!

– Нет-нет, ну что ты, Максим! Просто, когда я заявилась к Турчину, у него в гостиной уже сидел юрист – тот самый, который тоже был на приеме у Михеева. Мне показалось, что тип он довольно вялый и флегматичный, но, возможно, у него просто имидж такой: бесстрастного профи, которого ничем не удивишь и никак не заденешь. В таком случае, на убийство он тоже способен, но чисто гипотетически, поскольку данных у меня для выводов мало.

Коновалов сдержался и не хмыкнул иронично. Но собеседница все-таки что-то почувствовала и торопливо проговорила:

– Я не криминальный психолог, Максим, в этом я отдаю себе отчет. И на анализ личностей не замахиваюсь. Я просто что думала: вот посмотрю на особняк михеевский, на его гостей, и нарисуется у меня в мозгу картина, как оно все произошло. Естественным образом выстроится, понимаешь? Как у писателей бывает.

– А может, врут писатели насчет своих озарений. Цену себе набивают.

Олеся ответила не сразу. Изучила маникюр на левой руке, вздохнула, изучила на правой. Произнесла:

– Мне нужно всех их увидеть. Причем в сжатые сроки. А там – посмотрим. Писатели, может, и врут, но я не писатель. Я креативщик. Фантазировать мне должность предписывает.

Он промолчал, разглядывая стекла балконов и окон дома напротив.

Олеся теребила кожаный ремешок сумки. Пора домой. Ей и так посчастливилось, что он подошел, присел, и они даже поговорили.

Но уходить не хотелось. Денек такой замечательный. К тому же, очень было приятно на лавочке рядом с ним сидеть.

– А нет ли у тебя старой футболки на выброс? – задала она неожиданный вопрос. – Желательно белой.

Он взглянул на нее, задрав брови.

– Тебе не в чем ходить дома? – спросил без улыбки.

«Ну, и дура же ты, Звягина», – обругала она себя.

Решит еще, что его ношеная шмотка ей нужна по соображениям сентиментальным – деликатно выражаясь.

– Мне вещь требуется для реквизита, – торопливо пояснила она. – Но если тебе жалко, я куплю. Тем более, что твоя по размеру может не подойти. Да. Так и есть. Не подойдет по размеру, забудь.

– Выкладывай, – процедил Коновалов, и она оробела.

Умеет же мент нагнать страху. Сразу видно профессионала.

– Мне только что Любовь Сергеевна звонила, михеевская экономка, если ты забыл. Застала меня, когда я возле дома была.

– И поэтому ты на скамейке устроилась?

– Да. Чтобы на ходу не говорить. А в лифте связь вообще глохнет.

– И чего звонила? Соскучиться успела?

– Она сделала еще одно заявление.

– А предыдущее какое было?

– А предыдущее было по поводу камня, про который я только что тебе рассказала. По ее мнению, кто-то из оперов сунул ее бесценный амулет в кадку с фикусом, или как там его, забыла. Я ведь прибыла к Михееву в особняк, чтобы якобы разобраться с бесчинством представителей внутренних органов. Мы с ней обменялись телефонами на случай, если она вспомнит или обнаружит что-нибудь еще этакое.

– И она вспомнила?

– Да, приложила старание. Ябедничать, видно, любит. До смешного. Пожаловалась, что не может найти свои ножнички – маленькие, похожие маникюрные, которые ей до зарезу бывают нужны, когда она занимается ремонтом одежды. А еще заподозрила, что на хозяйской майке были пятна вовсе не от шоколадного коктейля. В пятницу ей разрешили доступ к рабочему помещению, которое до того дня было опечатано, и она сходу запустила стиральную машинку, в которой ожидало стирки хозяйское нижнее белье и несколько сорочек. Ну и получила на выходе в бурых разводах белую футболку. Любовь Сергеевна огорчилась и отправилась к хозяину с повинной, он ее простил, даже не взглянув на предмет разговора. Ну, а сегодня ее озарило: кто-то из сотрудников полиции, выпачкавшись в крови убитой, вытащил из стиралки первую попавшуюся вещь, вытер ею руки, а потом сунул обратно.

– Такого быть не может, – твердо произнес Коновалов.

Олеся быстро на него посмотрела и отвела глаза. Произнесла:

– Я тоже так подумала. Скорее всего, футболка действительно была заляпана чем-то пищевым, а этой Любови Сергеевне просто не хочется сознавать себя виноватой. Тем более что майку она пустила на тряпки и сейчас не знает, куда разошлись лоскуты.

– То есть предъявить ей нечего.

– Абсолютно. В этом отношении сотрудники полиции могут быть спокойны.

– Ты