берега и лошади пришлось сделать неимоверный скачок, сани нырнули в воду, но уже копыта карабкались по скале, и сбежавшиеся люди подхватили».

Интересно, что в первый год знакомства Николая Рериха и Елены Шапошниковой он спрашивал в письме привезти ли ей «легкий златоустовский кинжал на кавказскую поездку»[118]. Елена просила мать подарить ей холодное оружие, и Николай решил передать ей на время один из своих кинжалов – «легкий и красивый», так как «острое не дарят».

Дом тогда нашли, и это оказалось через несколько лет очень кстати.

В 1916 году семья Рерихов выехала в Сартавал (Финляндия). А в 1917 году Финляндия провозглашает свою независимость от России, и Рерихи оказываются за границей. Они вернутся на Родину только проездом в 1926 году. Встретятся с Луначарским и Чичериным, передадут в дар Советской России серию картин «Майтрейя» (Будда Грядущего), вдохновят русских художников группы Амаравелла на выставку в Нью-Йорке, встретятся с Игорем Грабарем.

Это будет после, а в 1917-м вместе с революцией они начали новую для себя жизнь в новых странах, с новыми людьми.

Слева направо: Николай, Юрий и Святослав Рерихи. Около 1915 года. Архив NRM

Елена Рерих. 1910–1920. Архив NRM

«– Но ты оторвешься от мира. Люди не простят тебе. Веря лишь в себя, одиноко пойдешь ты, и холодно будет идти тебе, ибо кто не за нас – тот против нас, – сурово сказал царь.

Но певец не ответил и снова запел песню. Пел он о ярком восходе; пел, как природа верит в себя и как он любит природу и живет ею. И разгладились брови царя, и улыбнулась царевна, и сказал певец:

– Вижу я – не сочтут за врага меня люди и не оторвусь я от мира, ибо пою я, а песня живет в мире, и мир живет песней; без песни не будет мира. Меня сочли бы врагом, если бы я уничтожил что-либо, но на земле ничто не подлежит уничтожению, и я создаю и не трогаю оплотов людских. Царь, человек, уместивший любовь ко всей природе, не найдет разве в себе любви – к человеку?»

Любовь к человеку нашла Николая Рериха и его жену. Где бы они ни жили – в Европе, Америке, Индии, – они притягивали людей своим невероятным союзом. Людям хотелось быть рядом с ними и что-то делать для них.

Огненный опыт. Лондон

Нужно вам ждать пробуждения нового духовного сознания.

Многие сомнения рассеете в дальнейшей работе.

Считаю нужным и неизбежным подъемы и упадок силы.

Мудрости Голос откроет двери Неизвестного.

Листы Сада Мории. Зов

– Рерих? Выставка его картин? Не может быть! Он же умер в Сибири… – так рассуждал один из посетителей выставки Рериха в галерее Гупиль в Лондоне в 1920 году. Но Николай Константинович был тогда жив и полон сил. Правда, в определенном смысле тот посетитель был прав. Именно в этом году художник как будто родился заново, и его дальнейшая жизнь уже отличалась от предыдущей. И все это благодаря его жене Елене Ивановне. Но обо всем по порядку.

В 1920 году семья Рерихов оказалась в Лондоне по приглашению Сергея Дягилева. Художник работал над декорациями к операм «Снегурочка», «Сказка о царе Салтане», «Садко», балету «Весна священная». Постановки «Русских сезонов» должны были быть представлены в Ковент-Гардене. Рериху 46. Помимо работы в театре под впечатлением от встречи с индийским поэтом, художником и общественным деятелем Рабиндранатом Тагором и в процессе подготовки к путешествию в Индию в его творчестве появляются женские образы, так свойственные традиционной индийской культуре. Он возвращается к размышлениям, побудившим его в 1905 году написать притчу «Девассари Абунту» и сделать несколько рисунков к ней.

Н. К. Рерих. Горница. # 10 (Комната Садко). 1920. Серия Эскизы к опере «Садко» Н. А. Римского-Корсакова (не авт. название). Собрание Джо Джагода, Даллас

Н. К. Рерих. Сцена с тремя фигурами в костюмах. 1920. Серия Эскизы к балету «Весна священная» И. Ф. Стравинского. Гарвардский университет, Кембридж

Песнь потока. # 18 (декоративное панно). 1920. Сюита «Сны мудрости» (составлена в 1920 г.). Музей Николая Рериха, Нью-Йорк

Н. К. Рерих. Девассари Абунту с птицами. 1905. Эскизы к «Индусской постановке» (постановка не осуществлена) (не авт. название) По мотивам фрески Аджанты «Мать Будды Маха-Майя». Частная коллекция

Так поют про Девассари Абунту.

Знала Абунту, что сказал Будда про женщин Ананде[119], и уходила она от мужей, а тем самым и от жен, ибо где мужи, там и жены.

И ходила Абунту по долинам Рамны и Сокки и в темноте только приходила в храм.

И даже жрецы мало видели и знали ее.

Так не искушала Абунту слов Будды.

И вот сделалось землетрясение. Все люди побежали, а жрецы наговорили, что боги разгневались.

И запрягались все в погребах и пещерах, и стало землетрясение еще сильнее, и все были задавлены. И правда, удары в земле были ужасны. Горы тряслись.

Стены построек сыпались и даже самые крепкие развалились.

Деревья поломались, и, чего больше, реки побежали по новым местам.

Одна только Девассари Абунту осталась в доме и не боялась того, что должно быть. Она знала, что вечному богу гнев недоступен, и все должно быть так, как оно есть.

И осталась Девассари Абунту на пустом месте, без людей.

Люди не пришли больше в те места. Звери не все вернулись.

Одни птицы прилетели к старым гнездам.

Научилась понимать птиц Девассари Абунту.

И ушла она в тех же нарядах, как вышла в долину,

без времени, не зная места, где живет она.

Утром к старому храму собирались к ней птицы и говорили ей разное: про умерших людей, части которых носились в воздухе.

И знала Абунту многое занимательное, завершенное смертью, незнаемое людьми.

Если солнце светило очень жарко, летали над Девассари белые павы, и хвосты их сверкали, и бросали тень, и трепетаньем нагоняли прохладу.

Страшные другим, грифы и целебесы ночью сидели вокруг спящей и хранили ее.

Золотые фазаны несли лесные плоды и вкусные корни.

Только не знаем, а служили Абунту и другие птицы – все птицы.

И Девассари Абунту не нуждалась в людях.

Все было ей вместо людей: и птицы, и камни, и травы, и все части жизни.

Одна она не была.