его, но смерть, боясь моего огня, не приблизится к прикованному к скале. Будут у него и другие муки: пусть погибает этот человек, но, не погибнув, останется. Пусть не будет он в числе живых, но пусть и не числится мертвым».

Сосруко, прикованный богом огня к скале, крикнул Тхожею:

— Беги вниз, верный мой конь, пусть узнают братья-нарты о моей участи!

…Дни и ночи протекли над скалой, к которой прикован был Сосруко. Порою протяжно выли над ним ураганы, порою снегопад обрушивался на него, а иногда над ним Солнце сияло и ласкала его лучистым взглядом милоокая Луна. У подножия скалы плескался ручей, прозрачный, студеный, но и капелькой его влаги не мог утолить свою жажду Сосруко. Полно было ягод в горном лесу, но и малой ягодкой не мог утолить свой голод прикованный к скале нарт. И хотя голод и жажда мучили его, смерть боялась подступиться к нему, ибо ее страшила Гора Огня. И стало так, что и не умер Сосруко, и в числе живых его не было. Только и было нарту радости, что изредка ветер весны дышал ему в лицо или дождь падал ему на губы. Оттуда, сверху, где пылал исполинский костер, ежедневно слетал орел, прислужник бога огня. Орел клевал булатную грудь Сосруко, хотел добраться клювом до сердца Сосруко. Яростно клевал кровожадный хищник грудь нарта, и Сосруко даже иногда жалел, что смерть боится приблизиться к нему, — так страдал Рожденный из камня.

Однажды Сосруко сказал прислужнику бога огня:

— Кто сильнее, ты или я?

— Глуп ты, Сосруко, — ответил орел. — У меня могучие крылья, а ты в цепях. Я лечу над горами, а ты навеки прикован к скале. Я клюю твою грудь, а ты ничего не можешь мне сделать.

— Равен ли ты, орел, каждому орлу?

— Есть орлы послабее меня, а их немало, есть и такие, но их число невелико, чьи крылья мощнее моих.

— У всех ли орлов есть господа?

— Нет, один только я изо всего орлиного рода слуга бога огня.

— Значит, не каждому орлу ты равен, ибо все они, и те, кто слабее тебя, и те, кто сильнее, ничьей власти над собою не признают. А я — человек, и даже прикованный к скале, терзаемый тобою, я равен любому человеку, и каждый из людей равен мне, и ничьей власти нет надо мной. Я сильнее тебя, орел!

Прислужник бога огня задумался, перестал клевать грудь Сосруко, взмахнул крыльями, поднялся ввысь. На другой день он снова прилетел с вершины горы и снова, но с еще большей яростью стал клевать булатную грудь Сосруко. Утомившись, орел сказал:

— Не сегодня, так завтра доберусь я до твоего сердца. Я сильнее тебя.

Прикованный к скале ничего не сказал в ответ орлу, но вы, слушающие наш сказ, могли бы так ответить прислужнику бога:

«Тебе кажется, орел, что ты сильнее Сосруко, потому что тело его — в железных цепях и ты безнаказанно можешь клевать его грудь. Твоя сила, глупец, не сила, а насилье, то есть видимость силы. Только Время — истинная сила. А Время не сегодня началось и не завтра кончится. Посмотри, как безнадежно движется твое время, орел! Оно движется в рабстве. Рассердится твой хозяин и сожжет тебя в своем огне, возьмет вместо тебя другого слугу. Значит, есть у тебя сегодня, есть у тебя, может быть, и завтра, а что у тебя за завтрашним днем? Ничего у тебя нет за завтрашним днем, ибо нет у тебя силы Времени. А у Сосруко есть сила Времени. Пусть он в твоей власти сегодня, пусть ты будешь клевать его грудь завтра, но придет Время, его Время, и он будет, а тебя не будет, потому что ты живешь для хозяина, а он живет для равных, для людей. Время — это и судья, и воин. Время — это слезы людей и торжество людей. Время — это такая сила, которая не знает видимости или краткости существования. Глупец думает, что он силен насилием, ибо слабость трепещет перед ним, а мудрый знает, что он силен мощью Времени, ибо тот, кто слаб сегодня и слаб завтра, — слаб кажущейся слабостью, видимостью слабости, но могуч истинной силой, а имя этой силы — Время».

Между тем Тхожей, преодолев сотни преград, прибежал в Страну Нартов. Мучились люди без огня, темно и холодно было в их домах, темно и холодно было в каждом сердце. Но еще тяжелей стало горе нартов, когда они увидели Тхожея без всадника в седле. Знали нарты, что отправила многомудрая Сатаней своего сына за огнем к самому владыке пламени, и вот вернулся конь без всадника и поведал нартам, что бог огня приковал Сосруко железными цепями к скале и орел терзает грудь Рожденного из камня. Неужели погибнет Сосруко? Даже зложелатели славного богатыря приумолкли. А Страну Нартов охватило отчаяние, ибо она лишилась опоры добра — отважного Сосруко.

Нарты собрались на свою Хасу. Долго думали, долго спорили: всем ли вместе двинуться на выручку Сосруко, всем ли войском поскакать или послать кого-нибудь из тех богатырей, кто имеет обыкновение странствовать по лицу земли в одиночестве? Считали себя нарты сильнее воинств чинтских князей, не боялись они битвы и с одноглазыми, но трепет внушал им бог огня.

Тогда выступил вперед мощный воин. Был он молод, но имя его уже гремело в Стране Нартов. Один взмах его меча был равен ста ударам. На коне он возвышался как шатер. Его бранный клич приводил в содрогание скопища врагов. Его завтраком был бык, его обедом был олень. Его звали Бадыно́ко, сын Бадына. Он сказал:

— Братья-нарты, я отправлюсь на выручку Сосруко. Когда-то Сосруко вызволил моего отца Бадына из позорного плена у бога бескормицы и недорода. Будет справедливым, если я помогу Рожденному из камня освободиться от власти бога огня. Это не только мой долг богатырский, — это мой долг сыновний.

— И я поеду с тобою, — сказал нарт Батра́дз, ловкий наездник, сильный и статный, удачливый в охоте, дерзкий в набеге, смелый в сражении, верный в дружбе. Как и Бадыно́ко, он часто в одиночестве странствовал по просторам земли.

Отправились вдвоем. Едут-скачут. Позади — ущелья и перевалы, хребты и утесы. Посмотрели вверх — высоко блестит инеем двуглавый Эльбрус. Оглянулись назад — догоняет их ездок на арбе. Потом они вспомнили, что приметы ездока