Монастырь Св. Пантелеймона на горе Афон (Святой горе)

Особенно их роль возросла по окончании первого периода иконоборчества, когда, справедливо или нет (поздняя традиция подает это в сильной промонашеской перспективе, не позволяя в точности судить о том, что происходило в действительности), монахи, особенно из некоторых монастырей столичного региона, были провозглашены героями иконоборческой оппозиции, возглавившей борьбу против ереси и зла. После этого монахи все чаще начинают вмешиваться в вопросы этики, и интересно, что в послеиконоборческий период намного больше патриархов происходит из монашеской среды, чем это имело место ранее. Некоторые монахи и старцы открыто высказывали свое мнение в разговоре с императорами и высшими сановниками, оказывая влияние на имперскую политику способами, не всегда возможными даже для патриархов. Это не было общим правилом, но факт, что подобные случаи имели место, все же важен. На более скромном, повседневном уровне многие высокопоставленные персоны имели собственного духовного наставника — зачастую монаха, — который помогал им в принятии трудных решений и обеспечивал духовное руководство. Монахи и монастыри играли центральную роль в культурно-идеологической жизни византийского мира.

Монахи также выступали в глазах византийского общества в роли избавителей от многоликой нечистой силы, духов зла, угрожавших общему положению вещей. Мир византийцев, не более и не менее суеверных, чем прочие народы, населяли не только люди и прочие твари Божии, но и духи разной степени значимости, и люди нуждались в защите от их нападений. Занятие это выпадало на долю людей наиболее опытных, уже выступавших против сил зла и одолевших их. Монахи, отрешившиеся от мира и соблюдавшие подобающий им аскетический образ жизни, по мнению общества, имели очевидные преимущества в этой борьбе благодаря своей духовной чистоте. Монахи были наставниками и в духовно-нравственных вопросах, имевших огромное значение для христиан, составлявших основную часть населения империи. Огромное большинство обычных людей не имели ни возможности, ни склонности вести подвижническую жизнь, а потому монастыри приобретали особое значение как центры христианского благочестия, поддерживавшие определенный нравственный уровень общества в целом. Путь аскетизма существовал только для тех, кто полностью посвятил себя служению Господу, отрешившись от всех мирских забот, встав на путь духовного подвижничества. Именно такие люди среди монахов могли оказывать противодействие политике императоров и патриархов, если считали, что эта политика отклоняется от строгих канонов православия. Поэтому же такие люди признавались обществом в качестве нравственных наставников. Имеются отдельные сведения о недостойном или асоциальном поведении тех, кто претендовал на праведность, но эти исключения лишь подтверждают правило: подлинные подвижники пользовались высоким уважением в общественном мнении.

Предписания отцов церкви, требующие вести благочестивую христианскую жизнь, неоднократно повторенные монахами и священниками, относились ко всем. Но такое требование, как мы уже указывали, было непрактично по многим причинам. В противоположность обремененной мирскими заботами светской жизни, монастыри предоставляли место для тихого созерцания, молитвы и иной деятельности, считавшейся необходимой для соединения с Богом, для успешного обращения к Нему с прошениями о благополучии человечества (и что более важно, о благополучии православной богохранимой империи ромеев, избранного народа). И в таком качестве они оказывались объектами всеобщего восхищения и преклонения, а также резкой критики и осуждения в случае нарушения указанных норм. Монастыри также считались неотъемлемой частью общества, ибо без поддержки тех, кто стремился овладеть собственными страстями, нельзя было одолеть демонические силы, постоянно угрожавшие гармоничному, сотворенному Богом миропорядку и всему христианскому миру. Сила молитвы как таковой считалась не менее важной для защиты империи, чем сила оружия. Многие офицеры и военачальники, при всем своем прагматизме и воинственности, всегда считали необходимым уповать на помощь Бога. Этому нисколько не противоречило то, что военная доблесть очень высоко ценилась в византийском обществе. В византийской армии всегда молились перед сражением. Как говорится в одном тексте VI столетия, «от полководца требуется прежде всего любовь к Господу и справедливость, дабы он мог заслужить милость Божию, без чего невозможно воплотить ни один замысел, каким бы хорошо задуманным он ни казался, как и одолеть врага, сколь бы слабым он ни был».

Монастырь Св. Иоанна. Студион, Константинополь, V в.

Формы, которые принимало монашество, пустынничество, аскетизм могли быть разными в разное время и в разных регионах, но многие монахи и пустынники предпочитали выбирать отдаленные, пустынные районы, где можно было найти уединение. Монахов интересовала обстановка, которая способствовала бы внутренней сосредоточенности, созерцанию, молитве и труду. Но в целом существовали различные виды монастырей — от пышных городских обителей, типиконы (правила) которых допускали роскошь и в которых находили приют ушедшие на покой аристократы, до относительно бедных общин в отдаленных районах империи.

Столь же различными были стили и тенденции духовного делания. В частности, для периода с IV по VI в. было особенно характерно влияние отдельных святых людей, отшельников и монахов, различными аскетическими приемами достигшими дарованной Богом духовной силы. Подобные люди исполняли роль наставников не только в духовных, но и в светских делах, во многом напоминая оракулов древнего мира. Церковь была обеспокоена той угрозой, которую такие мужчины и женщины представляли для ее авторитета, как и для самого православия, и в течение столетий пыталась поставить их деятельность под какой-то контроль. И хотя в последовавший период святые и отшельники продолжали играть существенную роль, о чем свидетельствует обильная агиографическая литература IX–X столетий, их деятельность постепенно стала более связанной с монастырскими сообществами.

Для наиболее преданных духовному самосовершенствованию очень привлекательной была «умная молитва», предполагающая состояние глубокой внутренней сосредоточенности. К достижению соответствующего состояния монахи и старцы стремились с самого раннего периода христианства. Об этом писали многие теологи в период IV–VI вв., но востребованность подобной практики мистического созерцания могла быть разной в разные эпохи и при различных обстоятельствах. В XI в. Симеон Новый Богослов обобщил опыт ранних мыслителей и описал способы достижения этого мистического опыта путем духовной практики и развития чувств, и его описание легло в основу движения исихазма в XIV в. В этой практике главными средствами достижения цели были глубокая внутренняя сосредоточенность, повторение слов Иисусовой молитвы и специальный ритм дыхания, что приводило к мистическому раскрытию сознания. Это противоречило традиционным церковным представлениям о духовном труде и вызвало разнотолки в церкви и обществе в целом (см. гл. 2), причем эти противоречия тесно переплетались с политическими противоречиями того времени. Хотя исихазм сыграл свою роль лишь в течение непродолжительного периода, он оставил заметный след в истории православной духовности, и эта традиция мистицизма сохранилась даже после турецкого завоевания.