Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Звучит заманчиво. А второй вариант?
— Прямо за лугом Крайст-Черч открывается прекрасный вид на поля, рядом ручей, ну и, конечно, Темза — если помните, та ее часть, которую мы зовем Айсис.
— И студенты часто туда ходят?
Парень кивнул:
— Многим такой маршрут очень нравится.
— Вот туда, наверное, и отправлюсь, — подытожил Ленокс. — Большое спасибо, выручили меня.
— Не за что.
— Кстати, меня зовут Чарлз Ленокс.
— А я Хопкинс, — ответил паренек. — Джерард Мэнли Хопкинс.[21]Очень рад знакомству. Приятной прогулки. Извините, меня ждет мой наставник.
Он помахал Леноксу и тяжелой походкой заспешил к преподавательскому домику.
Ленокс все это время думал о прогулочных ботинках, заляпанных грязью, и трости — предметах, которые Пейсон положил в гостиной на видном, но совершенно неподходящем месте. Что он хотел сказать? Не о том ли — принимая во внимание нервный, торопливый разговор с матерью, вслед за которым он исчез, — что уже знал о грозящей опасности, что уже обошел луг Крайст-Черч в поисках убежища? А может, даже о том, что видел Джеффри Кентербери раньше, до бала в колледже Иисуса?
Ленокс покинул оживленный двор Бейллиола и шел теперь по Брод-стрит. Добрая половина дня позади, не вернуться ли ему в Лондон? В Оксфорде и окрестностях расследование под контролем Гудсона, а все нити ведут в Лондон, к обществу «Сентябрь». Если только Хетч… Но на этот случай он оставит здесь Грэхема, тот глаз с профессора не спустит. Есть, правда, кое-кто поважнее — Красногривый. Сможет ли Грэхем проследить за обоими?
По дороге Ленокс заглянул к Гудсону, сказал, что нашел отца Пейсона в списках офицеров, основавших впоследствии «Сентябрь». Довольно долго они обсуждали важность этого открытия. Наконец Ленокс спросил:
— Есть новости о Кентербери?
— Не исключено, что его видели в лесу на окраине Дидкота, так по крайней мере говорит тамошний констебль, но что толку. Теперь-то уж он скрылся. Думаю, не последовать ли вашему совету, не прочесать ли поля за нашим лугом.
— Конечно, это нелишнее, — одобрил Ленокс, рассказав о ботинках и трости в комнате Джорджа.
— Признаюсь вам, — вздохнул Гудсон, — я отчасти пал духом. Не нашлось ни одного свидетеля, и Кентербери, будь он неладен, как сквозь землю провалился.
— Боюсь, я чувствую себя не лучше.
— Правда?
— Поэтому и хочу до конца размотать клубок, ведущий в Лондон, к обществу «Сентябрь», потянуть за ниточку, оставленную Пейсоном.
— Как вам будет угодно.
— Если только я не нужен вам здесь.
— Да нет, вряд ли.
— Только присмотрите за Хетчем и Редом, ладно?
— Не сомневайтесь.
Они пожали друг другу руки.
— Во всяком случае, на данный момент до свидания, — улыбнулся Ленокс.
— Жду от вас вестей.
— Непременно.
Из участка Чарлз направился в «Рэндолф». Кентербери не шел у него из головы. Почему Пейсон к нему вышел? Что его заставило?
Вдруг он остановился.
Описание Кентербери… Темные волосы, массивные карманные часы, рубец на шее… Почему приметы кажутся знакомыми? Ну да, конечно! Брюнет со шрамом на горле совсем недавно был его собеседником.
Ленокс поспешно вернулся к Гудсону.
— Слушайте, кажется, я знаю, кто такой Джеффри Кентербери.
— Ну?
— Джон Лайсандер.
— Тот малый, с которым вы встречались?
— Вот именно. Мне кажется, я понимаю, как он вызвал юного Пейсона на встречу: намекнул, что знал его отца, что-то в таком роде.
— Но зачем он потом слонялся здесь, почему сразу не уехал в Лондон?
— Затем, что это было бы в духе Джеффри Кентербери, разве нет? И никак не указывало на Джона Лайсандера.
— Будьте добры, опишите этого вашего Лайсандера поподробнее.
Ленокс так и сделал.
— Съезжу-ка я с вашим словесным портретом к миссис Мид.
— Отличная мысль.
В глубокой задумчивости Чарлз вернулся в «Рэндолф» и велел Грэхему укладывать чемодан.
Вечером в вагоне — поездки начинали надоедать — он обдумывал, с чего начнет в Лондоне. Прежде всего надо как можно больше выяснить о Лайсандере и Джеймсе Пейсоне. Хотя Лайсандера стоит, пожалуй, поручить Даллингтону — капитан знает Ленокса в лицо.
И часа не прошло, как Чарлз выехал из Оксфорда, а он уже скучал по тихим строгим башням, над которыми не властно время, по приглушенной, как шум прибоя, речи в людском потоке на тротуарах, по вечно праздничным пабам, всегда готовым принять очередную стайку студентов, одолевших еще одно призрачное препятствие: экзамен, эссе… Но больше всего — по дружескому участию города-университета, куда век за веком студенты приезжали в некотором испуге, а уезжали, считая этот город навсегда своим. По обе стороны от железной дороги расстилались поля в золотом отсвете, словно отделяя незамысловатые студенческие будни от полных неясности сегодняшних дней, — да, он опять вернулся к мыслям о леди Джейн.
Сентиментальность, и ничего более, одернул себя Ленокс, но, одергивая, улыбнулся.
Усилием воли он заставил себя думать о деле, и остаток пути, плотно усевшись в кресле и полуприкрыв глаза, пытался распутать тугой узел, в котором сплелись судьбы Красногривого Реда Келли, Джона Лайсандера, профессора Хетча, Билла Дабни и покойных отца и сына.
С вокзала Виктория Чарлз хотел было сразу поехать на Хэмпден-лейн, но уже в кебе передумал и решил сначала навестить Тото и Томаса.
Еще с улицы он увидел, что они опять устроились в маленькой гостиной, и смутился от сцены тихого семейного счастья. На его глазах слуга унес остатки скромного ужина; Тото писала за маленьким бюро, подле нее на диване с книгой сидел Мак-Коннелл. Свет от камина падал на темные окна, за которыми стоял Ленокс. Он почти решился уйти — и вместо этого позвонил в дверь. Шрив провел его в дом.
— Чарлз! Как хорошо, что ты вернулся! Есть новости? — приветствовал его Мак-Коннелл.
— Да, и даже очень много — только бы они привели нас к убийце. И к Дабни, конечно.
Тото подошла поцеловать его в щеку.
— Надеюсь, ты по-прежнему здорова?
— Да-да, и доктор мной гордится! Представляешь, я совершенно подсознательно делала все, что должна была делать. Я считаю, это верный признак того, что я — прирожденная мать, а ты как думаешь? Досадно только, что пришлось отказаться от любимых блюд — это то, что мне не нравится в беременности. Зато, подумай только, через семь месяцев ты будешь крестным отцом!