Вот и я стал, в свою очередь, торговцем зонтиками…

Спросите, что случилось с книгой? Цела ли она? Не попала ли в руки злодея? Или, может быть, она пылится на чердаке заброшенного дома, а то и в глубине библиотечного стеллажа, ожидая, когда кто-нибудь ее заметит?

Чтобы напасть на след манускрипта, достаточно вернуться по нити времен к причинам Великой войны, неудавшегося покушения, необъяснимого экономического кризиса или невероятного взлета какого-то предприятия. Везде мы непременно обнаружим человека, аппетиты которого непомерны и не соответствуют плодам его труда, человека, готового ради улучшения собственной участи растолкать окружающих, ищущего самый короткий путь к власти или богатству.

Мне это известно лучше, чем кому бы то ни было, ведь я сам был именно таким.

А если манускрипт просто-напросто окажется в руках того, кто не знает, как им пользоваться? Первые дни владелец даже его не откроет, хоть и станет носить с собой, затем, думаю, обнаружит в книжке не свою историю, а мою: то, что Америго Веспуччи, брату Августину и многим другим довелось прочесть о моих приключениях, позволяет признать эту версию правдоподобной…

Почему-то мне кажется, что книга еще бродит по нашему миру, что дает себя прочесть, но прячется от дневного света. Манускрипт слишком тщеславен, он не допустит, чтобы его забыли, и сделает все, чтобы попасть в руки человеку, который сумеет воспользоваться его могуществом.

Ну а вдруг кто-то читает его прямо сейчас? Нет, маловероятно, вряд ли такое совпадение возможно.

Часы, проведенные за чтением книги и сочинением записей на ее последней странице, еще так свежи в моей памяти! Книга всегда завладевала мной одним и тем же способом: сначала я спотыкался о какое-то мелкое бытовое препятствие, наталкивался на какое-то ничтожное противодействие, затем во мне зарождалось желание избавиться от своих проблем, соперничество особенно подогревало, причем шло это по нарастающей, и вот вам – по прошествии нескольких часов – непреодолимое стремление действовать. Я должен был что-то предпринять. Тогда я доставал книгу и в нескольких словах описывал свое «лучшее завтра».

Если вы ощущаете такой же нестерпимый зуд, если вам страстно хочется избавления от своих забот, если вас одолевает охота писать, если вы надеетесь, что пара слов на чистой странице могут изменить вашу участь, заставить фортуну вам улыбаться, значит, книга недалеко. Бегите от нее, пока есть время!

Но если вы сейчас читаете эти строки, значит, слишком поздно. Она вас уже нашла.

Она в ваших руках.

Впрочем, поскольку там изложена моя история, вам не будет от нее никакой пользы. Хотя… хотя все-таки лучше не рисковать. Не поддавайтесь искушению, которое исходит от чистой страницы, – видите, видите, она идет сразу после этой?

Закройте книгу как можно скорее.

Франсис Малька – писатель, альтист и композитор, примерный отец семейства и… гений информатики.

Он четырехлетним взял в руки инструмент, в семь выступал перед публикой, в одиннадцать вместе с братом продавал газеты, чтобы собрать деньги на свой первый компьютер (выбрав самый «продвинутый»), в тринадцать создал свою первую компьютерную программу, которую и сейчас используют в канадских школах, а у одного из последних его изобретений в этой области – Magic Plan – больше шести миллионов пользователей, и оно в равной степени пригодилось как агентствам недвижимости, так и ФБР!

В 35 лет Малька, кажется, впервые на минутку остановился и задумался, что делать дальше. И написал свой первый роман, «Садовник господина Хаоса». Вскоре был готов и второй, «Глухой виолончелист», удостоенный нескольких литературных премий и трижды переизданный, самая любимая автором его книга, затем – тот, который перед вами, тоже собравший немало наград, а потом и четвертый – «Завещание профессора Цукермана». Предполагается, что пятый он назовет «Падение Ньютона», что действие будет происходить в XVII веке, а рассказываться там будет о первом споре об авторских правах между великими Ньютоном и Лейбницем. Скучно, скажете? Вот уж нет. Те, кто читал Франсиса Малька, знают, что писать неинтересно этот сочинитель просто не умеет. А сам он смеется: «Это же не будет труд по истории науки – это будет роман!»