Фра Мариано нахмурился и, оторвавшись от книги, лежавшей у него на коленях, сказал:

— Полициано, потрудитесь вести себя сдержанно. Или я буду вынужден просить вас уйти.

Строгость подействовала. Полициано потупился; впрочем, его смущение длилось недолго. Когда священник вернулся к чтению, он придвинулся к уху Лоренцо и зашептал:

— Я знаю, кому шепнуть пару слов, что Савонарола отказал умирающему в причастии. Узнав о том, Флоренция содрогнется и отвернется от негодяя.

Лоренцо ничем не выказал, что слышит приятеля, однако через какое-то время он шевельнулся и глубоко вздохнул.

— Все пустяки, Аньоло. Сейчас я думаю о другом. Если Савонарола прав, уже сегодня меня начнут кормить адской серой. Как думаешь, человеку без обоняния это ведь не должно причинить большие неудобства?

Он издал резкий, надрывный смешок и тут же смолк, задыхаясь от боли.

В дальнем углу комнаты двое местных лекарей обменялись тревожными взглядами. Они приготовили для больного измельченные в порошок самоцветы и все ждали случая это снадобье применить. Личный врач Лоренцо Пьеро Леони жестом остановил их и отвернулся с выражением полного отчаяния на лице. Перекрестившись, он начал творить молитву.

Однако Лоренцо снова заговорил, хотя губы слушались его плохо:

— А с другой стороны, если Господь… читает в моем сердце, он, может быть, и не пошлет меня в ад. Есть ведь чистилище… там сгорают все наши грехи и дурные поступки. Кто более грешен? Лоренцо-банкир или Лоренцо-поэт? Кто из них лучше? И в чем? — Он поймал взгляд Ракоци. — Мой чужеземец!

— Да, Великолепный!

— Подойди ближе. Здесь слишком темно. — Ракоци послушно приблизился. — Если бы ты на секунду стал Господом, Франческо да Сан-Джермано, что бы ты сделал со мной? — Слабой рукой он пытался нашарить у себя на груди серебряный крест.

— Я возлюбил бы тебя!

Полициано внезапно вскочил и бросился к выходу. Хлопнула дверь, в комнате воцарилась мертвая тишина.

Лоренцо прижал крест к губам. Когда фра Мариано вновь обратился к текстам Евангелия, умирающий стал повторять строки Писания следом за ним, однако силы его иссякали. Крест вновь упал, и Ракоци, встав на колени, вложил распятие в руку Медичи.

— Благодарю, Франческо, — выдохнул умирающий. — Помоги мне его удержать.

Через какое-то время лишь слабое колыхание пушинки, приставшей к верхней губе Лоренцо, указывало, что он еще жив.

Звук монастырского колокола, зовущий к вечерней воскресной службе, совпал с последними биениями сердца Медичи.

Ракоци вынул крест из обмякшей руки, поцеловал его и поднялся на ноги. Фра Мариано умолк.

— Нужно ли приложить зеркало? — испуганно спросил кто-то из лекарей.

— Нет.

Ракоци сложил руки Лоренцо на груди и вновь вложил в них распятие. К его облегчению, глаза усопшего были закрыты. Присутствующие в комнате стали креститься, он машинально проделал то же. Когда зазвучали первые слова заупокойной молитвы, Ракоци наклонился, быстро поцеловал холодные губы и вышел из комнаты. Он знал, что никогда больше не вернется сюда.

В небе загорались первые звезды, сумерки благоухали, напоенные вешними ароматами, но радости одиноко стоящему человеку они не несли. В буйном цветении сада ему чудилось нечто кощунственное, плеск фонтанных струй оглушал.

Грум подвел серого жеребца, Ракоци молча вскочил в седло и понесся галопом к белеющей во мраке дороге.

Он успел проскакать добрую половину пути до Флоренции, прежде чем его нагнали печальные звоны колоколов.

* * *

Письмо донны Деметриче Клариссы Ренаты ди Бенедетто Воландри к своему младшему брату Фебо Джанарио Анастасио ди Бенедетто Воландри, нашедшее того в поместье ландграфа Альбриха Дитера Фрица Гроссехоффа под Веной.

Брат, прими от сестры своей Деметриче благословение и любовь!

Ты, вероятно, уже слышал, что наш любимый кузен Лоренцо ди Пьеро де Медичи скончался 8 апреля. Хотя утрата и тяжела, мы должны благодарить Бога, что он прекратил его мучения. Кузен наш действительно много страдал. Мы уповали на чудо, мы денно и нощно возносили молитвы, но небеса рассудили иначе. Его врач, раздавленный горем, бросился с лестницы и покончил с собой. Святые отцы отказали ему в погребении в освященной земле, что очень печально, ибо Пьеро Леони был человеком достойным и помогал своим ближним чем мог.

Лоренцо же погребли по всем правилам, рядом с Джулиано Медичи, но прощание проводили в церкви Сан-Марко, что выглядело достаточно странно, ведь настоятель этой церкви Савонарола постоянно с ним враждовал. Тем не менее катафалк обрядили в красное с золотым, а провожатые были в белых одеждах.

Похороны провели без какой-либо помпы, и надгробие установили простое, ибо никто не знал, как наилучшим образом его проводить, а распоряжений он не оставил. Но город до сих пор в трауре, все флорентийцы носят черное или красное.

А я все не верю, что он умер. Куда бы я ни пошла, везде вижу его. В статуях, в фресках, на улицах и площадях.

И особенно в книгах. Там столько его пометок. Наталкиваясь на них, я зачитываюсь и окликаю Лоренцо, как будто он рядом. Я забываю, что он мертв.

Хвала небесам, что на свете есть люди, подобные Ракоци да Сан-Джермано! Не знаю, что бы я делала без него. Он тоже потрясен смертью Лоренцо, но не выставляет этого напоказ и отмалчивается, когда кто-либо начинает заводить при нем слезливые разговоры.

Господин Ракоци очень добр и взял меня в экономки. Теперь я живу в его новом палаццо. Мне положили твердое жалованье, но какими-либо обязанностями забыли обременить. Дом по-прежнему ведет слуга Ракоци — Руджиеро, что довольно-таки хлопотно, ибо здесь не держат рабов. С наемной прислугой всегда морока, каждому человеку надо платить, расходы большие, но Ракоци не скупится. По-видимому, он несметно богат, ибо купается в роскоши и сумел построить палаццо меньше чем за год.

Ах, Фебо, мой дорогой брат, я помню о том, что тебе надо продолжить образование. Лоренцо обещал, что предоставит для того необходимые средства, однако он мертв, а его банк, по слухам, понес большие потери. Я хочу попросить Ракоци заплатить мне вперед, тогда в конце лета ты будешь в Париже. Впрочем, не знаю, что из этого выйдет. Мы с ним не родственники, а продаваться — это не для меня. Если между нами что-то и состоится, то по взаимной склонности, но никак не за деньги. А ты все-таки не унывай. Как-нибудь я соберу нужную сумму. Ты слишком талантлив, чтобы бросить учебу на половине пути.

Посылаю тебе это письмо с флорентийским купцом Арриго Никели Перриголо. Он направляется в Польшу и обязательно остановится в Вене.

Молись о душе нашего кузена, Фебо. Без его в нас участия мы давно просили бы подаяние.

Твоя любящая сестра