– Погоди, эти фильмы – не против закона?

– Скотоложство противоречит законам некоторых штатов, но, ликантропы, кажется, в щель этого закона провалились.

– А ничего другого незаконного в этих фильмах нет? – спросила я.

Он поглядел на меня:

– Что в этом фильме тебя так напугало?

– Это фильм с убийством актера.

Выражение его лица не изменилось, будто он ждал продолжения. Его не последовало, и он сказал:

– Ты наверняка шутишь.

– Хотела бы я, чтобы это было шуткой.

Он покачал головой:

– Даже Райна на это не пойдет.

– Насколько я могла видеть, Райны в этом фильме нет.

– Но Маркус бы этого не утвердил. Ни за что.

Он встал, не помогая себе руками, заходил от стены до края ванны и обратно, мимо меня, ударил кулаком в стену. Она загудела в ответ.

– В стране есть другие стаи. Это не обязательно мы.

– Там снят Альфред.

Он прижался спиной к стене, уперся в нее ладонями.

– Не могу поверить.

– Фильм готов, – постучал в дверь Эдуард.

Ричард рванул дверь и влетел в комнату, как грозовой вихрь. В первый раз я почувствовала изливающуюся из него иномирную энергию.

У Эдуарда расширились глаза:

– Ты ему рассказала?

Я кивнула.

Комнату освещал только экран телевизора.

– Вам, голубки, я уступлю кровать, а сам сяду здесь. – Он снова сел в кресло, прямо, глядя на нас. – Если вам передастся настроение, не стесняйтесь.

– Заткнись и включай.

Ричард сел на край кровати. Тележку уже убрали вместе со стоявшим на ней мясом. Отлично, меньше поводов для тошноты. Ричард, кажется, успокоился. Прилив энергии прошел так бесследно, что я подумала, уж не померещилось ли, и глянула на Эдуарды. Он смотрел на Ричарда, будто увидел что-то интересное. Нет, мне не померещилось.

Я решила было включить свет, но не стала. Для этого темнота больше подходит.

– Эдуард, – обратилась я к нему.

– Спектакль начинается! – провозгласил он, нажимая кнопку, и фильм пошел заново.

При первом же кадре Ричард застыл. Узнал он второго? Я не спросила – пока что. Сначала пусть посмотрит, вопросы потом.

Сидеть рядом со своим женихом на кровати, пока идет эта мерзость, мне не хотелось. Может быть, я еще толком не подумала, что для Ричарда значит секс. Означает ли он обязательное превращение? Я надеялась, что нет, и не знала, как выяснить это, не спрашивая, а спрашивать мне не хотелось. Если ответ будет “да скотоложству”, свадьба отменяется.

В конце концов, я прошла перед экраном и села в кресло рядом с Эдуардом. Второй раз смотреть этот фильм мне не хотелось. Эдуарду, очевидно, тоже, и мы оба стали смотреть, как смотрит фильм Ричард. Не знаю, что я ожидала увидеть или даже хотела увидеть. По лицу Эдуарда ничего нельзя было прочесть. Глаза его закрылись где-то на середине ролика, и он снова соскользнул вниз по креслу, будто уснул. Но я знала, что он не спит – он четко воспринимал все, что происходило в комнате. Иногда я думала, что Эдуард не спит вообще никогда.

Ричард смотрел фильм в одиночестве. Он сидел на самом краешке, сцепив руки, ссутулившись. Глаза его поблескивали, отражая свет экрана. Гладя на его лицо, я почти что могла понять, что происходит на экране. У него на верхней губе выступил пот, он смахнул его и заметил, что я за ним наблюдаю. Он смутился, потом разозлился.

– Анита, не надо на меня смотреть! – сказал он придушенным голосом, и в нем звучало что-то большее, чем эмоция. Или что-то меньшее.

Притвориться спящей, как Эдуард, я не могла. Так какого черта мне было делать? Я встала и пошла в ванную, при этом тщательно стараясь не смотреть на экран, но все же мне пришлось пройти перед ним. Я ощутила, что Ричард провожает меня взглядом, и у меня по коже пробежали мурашки. Вытерев руку о штаны, я медленно повернулась к нему.

Он смотрел на меня, а не на экран. В его лице были ярость – злость была бы слишком мягким словом – и ненависть. Я не думала, что злится он на меня. Тогда на кого? На Райну, на Маркуса… Или на себя самого?

От крика женщины его голова снова дернулась к экрану. Я смотрела на его лицо, пока он смотрел, как его друг убивает женщину. У него злобно перекосилось лицо, ярость вырвалась изо рта нечленораздельным криком. Он сполз с кровати на колени, закрыв руками лицо.

Эдуард уже стоял. Краем глаза я заметила это его движение и увидела у него в руке как по волшебству появившийся пистолет. Я тоже держала браунинг, и мы смотрели друг на друга поверх коленопреклоненного Ричарда.

А Ричард свернулся почти в позу зародыша, медленно покачиваясь на коленях взад-вперед. С экрана донесся звук разрываемой плоти. Он поднял искаженное шоком лицо, глянул один раз на экран и пополз в мою сторону. Я отступила с дороги, и он прополз мимо. В ванную.

За ним захлопнулась дверь, и раздались звуки рвоты.

Мы с Эдуардом стояли, глядя друг на друга. Все еще с пистолетами в руках.

– Ты достала пистолет так же быстро, как я. Два года назад у тебя еще так не получалось.

– Это были тяжелые два года.

Он улыбнулся:

– Вообще-то вряд ли бы кто-нибудь заметил мое движение в темноте.

– У меня отличное ночное зрение, – ответила я.

– Я это запомню.

– Эдуард, давай на сегодня заключим перемирие. Я дико устала от всего этого.

Он кивнул и заткнул пистолет сзади за пояс.

– Ты его не оттуда доставал, – сказала я.

– Нет, – согласился он, – не оттуда.

Я сунула браунинг в кобуру и постучала в дверь. Конечно, не оборачиваясь до конца. В данный момент я не чувствовала бы себя комфортно, оставив Эдуарда за спиной.

– Ричард, как ты там?

– Плохо, – ответил он голосом более низким и хриплым, чем обычно.

– Мне можно войти?

После долгой паузы донесся ответ:

– Может быть, лучше ты.

Я осторожно толкнула дверь, чтобы его не стукнуть. Он все еще стоял на коленях возле унитаза, опустив голову, и длинные волосы закрывали лицо. В руке он сжимал ком туалетной бумаги, и воздухе стоял острый сладковатый запах рвоты.

Я закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.

– Тебе чем-нибудь помочь?

Он помотал головой.

Я отвела его волосы назад, но он отдернулся, будто я его обожгла, и сжался в закутке между ванной и стенкой. На его лице застыл страх.

Я опустилась на пол рядом с ним.