Марк поднял бровь.

– Это что, шутка?

Рейчел замерла и посмотрела на него в упор.

– Разве похоже, что я шучу? – Она снова опустила руку в миску, продолжая смешивать муку с маслом. – А теперь твоя очередь.

Она молча наблюдала за тем, как он погрузил в тесто свои пальцы, почти коснувшись ее руки.

– Подожди, я добавлю масла, – сказала она. – Вот так. Теперь можно мешать. Только аккуратно, помнишь? И тщательно.

Лицо Марка стало удивительно серьезным.

– Почему-то мне кажется, что ты вот-вот рассмеешься.

– Ничего подобного, – ответила Рейчел и, задержав свою руку рядом с его рукой, прикоснулась к ней. – Я только хочу напомнить тебе, что ты должен все делать на совесть.

Марк вздохнул:

– Я горжусь тем, что ты мне доверяешь.

Рейчел вытащила свою руку из миски и с улыбкой посмотрела в его немного смущенные глаза. Нужно было спешить, чтобы успеть испечь лепешки до возвращения Аманды.

– Я кое-что придумала, – вдруг сказала Рейчел, внимательно приглядевшись к тесту. – Если для Софии так нежелательно наше присутствие на вечере, может быть, мне стоит как-то замаскироваться?

– Как ты собираешься это сделать?

– Не кажется ли тебе, что администрация школы все же захочет сделать фотографии или снять концерт, например, для школьного архива?

– Думаю, ты права, – согласился Марк. – И что из этого?

– А то, что они захотят, конечно же, сэкономить деньги. Так бывает в каждой школе, денег всегда не хватает. Я это знаю, поскольку уже имела подобный опыт с моими племянниками. Поэтому-то и устраиваются всякие ярмарки-продажи шоколадно-ореховых пирожных и лотерейных билетов. – Подожди, сейчас я добавлю молока.

Рейчел открыла холодильник.

– А какое отношение это имеет к Чаку? – не понял Марк.

– Никакого, а вот профессиональная бесплатная видеосъемка имеет, поскольку позволит школе сэкономить средства, а Чаку увидеть его дочь.

– Рейчел, я, конечно, умею снимать, однако я не представляю видеозаписывающую компанию, а всего лишь умею обращаться с камерой. Никаких спецэффектов или прочих дорогих штучек.

Она улыбнулась ему:

– Почему бы тебе не позвонить Чаку и не договориться с ним, что он все оплатит?

– Что оплатит?

– Профессиональную съемку. Ни одна школа не отказалась бы от этого. Даже если София следит за распределением билетов, она не станет возражать против такого подарка. – Она подала Марку пакет молока. – И я думаю, идея ей придется по душе, тем более что платить будет Чак.

Марк усмехнулся, вытирая руки полотенцем.

– Ты удивительная женщина.

– Стараюсь.

– Я предложу это Чаку, а потом позвоню Софии.

Он не прикоснулся к ней, но Рейчел почувствовала его близость каждой клеточкой кожи. Она закусила губу и принялась доливать молоко в тесто.

– Может, лучше мне позвонить ей? Ведь тебе она, похоже, не доверяет?

– Это было бы здорово, – пробормотал он так близко у нее над ухом, что его дыхание обожгло ей шею. И затем, помолчав немного, добавил: – Все же я не понимаю, почему ты берешься помогать мне?

Рейчел в нерешительности остановилась перед ним, опустив глаза.

– Если честно, то я и сама не знаю. Я не знакома с Чаком, но мне его жаль. Я могу себе представить, как он скучает по своей дочери. Столько лет не видеться с ней…

– Я ему позвоню сегодня же вечером, – загорелся Марк, прикасаясь губами к ее щеке. – Напомни мне еще раз, зачем мы готовим лепешки.

– Для вечеринки по случаю примерки Мелиссы, – ответила Рейчел, доставая чашку, которой она отмеряла муку. В этот момент, подойдя к ней вплотную, Марк поцеловал ее плечо, в том месте, где оно обнажилось из-за чуть сползшей майки. – Таков этикет.

Он обнял ее за талию.

– А что, если мы его нарушим?

– Это невозможно, – прошептала она, закрывая глаза и замирая в его объятиях.

– Попробуй найти этому разумное объяснение, – тихо попросил он.

Рейчел сделала глубокий вдох, когда он потянул ее майку, заправленную в шорты, и его рука, скользнув под тонкую ткань, дотронулась до ее груди.

У нее была тысяча разумных доводов, чтобы остановить его. Тысяча рациональных причин, которые она всегда готова была перечислить. Но Марк уже снял с нее майку, и Рейчел вдруг поняла, что ей абсолютно нечего возразить ему, ни одна мысль не приходила ей в голову в это мгновение.

– Лепешки, – прошептала она, взявшись за его ремень и улыбнувшись, так как ей пришло в голову, что сейчас она впервые готова нарушить установленную традицию.

Марк прищурился, глядя на нее, пока она тянула вниз молнию.

– А как же лепешки? – спросил он.

Рейчел медленно расстегнула молнию, едва дыша от волнения. Это было странное, опьяняющее переживание. Никогда еще она не испытывала ничего подобного.

– Поверь мне, – сказала она, глядя ему прямо в глаза, – тебе понравятся правила этикета.

Он опустил глаза и затем вновь посмотрел на нее:

– Ты пытаешься перехитрить меня?

Ее рука скользнула ему за пояс, высвобождая рубашку. Лаская его шею и плечи, она прижалась губами к его груди.

– Именно это я и пытаюсь сделать.

– Попробуй, – ответил он, помогая ей расстегнуть рубашку.

Марк чувствовал, как дрожат ее руки, с каким трудом она удерживается на ногах, видел в ее глазах возрастающее возбуждение. Он крепко прижал ее к себе, и Рейчел поцеловала его в губы.

Марк, застонав, ответил на этот поцелуй, поглаживая руками все ее тело, упиваясь ее дыханием. Он поднял голову, непроизвольно стремясь добиться еще более тесных объятий и более глубокого поцелуя, обхватив руками ее голову.

А затем изучающе посмотрел на нее, на нежный овал ее лица, линию подбородка и странное смятение, отразившееся в ее взгляде. Он больше не боялся влюбиться. Он уже был влюблен в нее. Теперь Марк в этом не сомневался. Когда она смотрела на него своими широко раскрытыми глазами, он не представлял себе, как мог раньше существовать без нее, без той ночи страстных и нежных ласк, отражение которых все еще освещало ее лицо.

Он не мог уже расстаться с ней, выпустить ее из своих объятий и, подхватив Рейчел на руки, Марк отнес ее в спальню, где они больше могли не сдерживать друг друга.

День уже перевалил за середину, и жара постепенно ослабевала, с моря начинал дуть прохладный бриз, когда Мелисса Скотт-Уилсон взяла в руки свое платье.