Ибрагим ее ненавидел. В такие моменты она плакала, она рвала на себе волосы.

Второй раз был, когда Ибрагима должны были женить. Узнала о женитьбе и сбежала из дома. Хотела утопиться. Брат достал ее из реки…

Они пробыли там почти до самого утра. Снова голые. Оба. Никто никого не трогал. Только смотрели. Но этого было достаточно. Они оба знали, КАК друг на друга смотрят.

Свадьба стала для Самиды концом света. Ее выдали за мужчину старше на пятнадцать лет. В ночь перед свадьбой она пришла к брату и… увела его туда к реке.

– Если не станешь первым, убью себя. Вспорю себе горло… Не будет кого-то кроме тебя, Ибрагим.

И он ее взял. Там у реки, на песке. Потом она лежала на нем, и они молчали. До самого утра. Это был первый и последний раз.

А в первую брачную ночь… жених умер, сверху на Самиде. Он задохнулся. Так сказал врач. Такое заключение было написано патологоанатомом. Самида помнила, каким багровым было лицо ее мужа, когда она затянула на его шее шелковый шнурок и силой стянула. Он рухнул на нее, так и не засунув свой стручок.

Самида стала вдовой, а через три месяца поняла, что ждет ребенка.

О том, чей он, знали только она и Ибрагим.

– Убери его…

Рычал брат и сверкал своими адскими черными глазами.

– Нет! Он мой! Это все, что у меня от тебя есть! Никто не узнает!

– Нельзя!

– Не тебе решать!

– Мне и только мне! Это! Не! Родится!

И… он ударил ее в живот кулаком. Потом бил ногами. Ребенок, и правда, не родился. И никто уже никогда не родится. Зато жена Ибрагима рожала одного за одним. Сука. Как же Самида ее ненавидела.

А потом родился младший – Ахмад. Она увидела его, когда ему исполнилось три года. Увидела и поняла, что он – точная копия своего отца. Но ее отослали подальше от семьи. Скрыли от глаз. Называли больной на голову. Она жила отдельно. Черная вдова, не вышедшая больше замуж ни за кого.

Ибрагим погиб. Это стало для нее адским ударом. Практически невыносимым. Самида чуть не сошла с ума. Она рвала на себе волосы и сожгла их, оставшись почти лысой. А потом… потом к ней привезли Ахмада.

Он рос… и вместе с ним росла ее больная любовь к нему.

Если Ибрагим ее ненавидел, то она станет любить Ахмада.

Первый раз был тогда, когда ему исполнилось восемнадцать… и он имел женщину. Они занимались сексом, а она смотрела в маленькую дырку в стене. Смотрела и сжимала свою промежность рукой, терла средним пальцем ноющий узел, который впервые так сильно пульсировал, что ей казалось, ее разорвет… пока не накрыло и не сотрясло все тело оргазмом. Первым в ее жизни. Тогда она узнала и его тайну. Что он не может, как все… Может только, когда больно. Или ему… или той, кого он имеет. ЕЕ Ахмаду не должно быть больно. Никогда.

И начала сама искать ему женщин. Тех, что удовлетворят и его, и… ее. Потому что единственным сладостным развлечением стало – смотреть. Смотреть и дергать себя за клитор. Сосать свои пальцы, просовывать их в трусы и быстро тереть набухший узел, давить двумя пальцами, пока ее племянник драл очередную шлюху.

А потом он привез эту… последнюю. Самида научила ее всему. Их секс был и ее сексом.

Пока не появилась ТВАРЬ, Проклятая. И… все закончилось. Ахмад перестал ходить к Окси.

Повернулась к огню, бросила в него дрова, почти касаясь языков пламени. Потом позвала к себе слугу.

– Я хочу… чтобы шлюха исчезла навеки. Отвези ее к Хамри. Продай по дешевке в самый грязный бордель. Хочу, чтоб ее трахали с утра до вечера, пока она не сдохнет, захлебнувшись спермой.

– Слушаю, госпожа.

Поклонился и поцеловал ее руку, не касаясь кожи.

Нужно найти Ахмаду другую и заставить забыть свою суку жену. Этим она и займется. Пора избавляться от помехи.

Глава 18

Ангаахай зашла в ванную комнату. Щеки чуть разрумянились, глаза блестят. От удивления Хан застыл на месте, а она подошла к нему и взялась за ворот его рубашки.

– Можно я?

Он опустил руки, чувствуя, как пересыхает в горле и гулко колотится сердце. Она пришла к нему? Сама? Медленно расстегивает пуговицы его рубашки, а он смотрит за ней из-под полуопущенных век и чувствует, как по телу проходят волны невероятной дрожи. Сняла с него рубашку, и та соскользнула на пол. Обошла его и остановилась сзади, а он чувствует, как становится трудно дышать. Горячие женские ладони прошлись по его спине вниз. Она повторила пальчиками линии его шрамов.

– Их так много…, – словно разговаривает сама с собой, а у него глаза закрываются от дикого удовольствия. Снова оказалась перед ним, и теперь ее ладони прошлись по его груди, изучая, поглаживая, заставляя его стать каменным от напряжения.

Потянулась вперед и коснулась губами его шрама, а ему показалось, что он сейчас кончит, настолько сильно налились яйца и защекотало головку члена. Ни слова не говорит. Его трясет всего. Никто и никогда к нему вот так не прикасался, не ласкал и не целовал.

У. Соболева. «Невеста для Хана»

Я была скромной девочкой, у меня и отношений толком ни с кем не было никогда. Не знаю, чего он от меня хочет… С трудом себе это представляю. Но я так же с трудом себе представляю, что останусь рядом с этим чудовищем навечно. Все что угодно лучше этого, и даже грязное унижение не сравнится с тем, что предстоит пережить, если останусь рядом с ним. Я должна сделать все что угодно, чтобы избавиться от этого плена. Неужели я настолько бездарна, глупа, слаба, что я не смогу? Мама всегда говорила, что я очень сильная. Что я горы могу свернуть. И я сверну.

– Давай кольцо сюда. Я знал, что не сможешь.

Раскрыл ладонь в ожидании и криво усмехнулся. Как же ему нравится собственная власть надо мной. Он упивается ею, унижая, ставя меня на колени морально. Делая меня самой настоящей тряпкой, как и обещал. Но… но ведь я женщина, и я ему нравлюсь. Я ведь могу сделать так, чтобы тряпкой стал он. Я могу постараться, я должна постараться.

– Смогу. Только налей мне немного вина… Уверена, ты умеешь