не война. Отец с матерью с первых дней на фронте оказались, попали они в одну сформированную часть, он был комбатом, а ей тоже погоны надели, службу несла в медсанбате. Меня к бабушке определили, брат один раз нам написал письмо, что артиллерийское училище перевели на ускоренную программу и, мол, после обучения сразу отправят на фронт. Через три месяца пришли сразу две похоронки — при вражеском авианалёте погибли оба родителя. Бабуля моя и без того переживала за них, а тут и вовсе осунулась, плакала, убивалась, проклинала войну, фашистов поносила в хвост и в гриву, иродами их больше называла. А тут следом и с Олегом беда — пришла бумага, пропал без вести после боя. Бабка чуть было с ума не сошла, мучилась и так страдала, что вскоре и померла. А такая славная старушка она у меня была, добрая.

А тут и сорок третий грянул, и меня загребли в Красную армию. За месяц научили окопы рыть, стрелять и как гранаты кидать и повезли нас эшелоном на фронт. Попали в самое пекло на Курской дуге, хотя чего там говорить, везде земля горела. Троих новобранцев и меня в том числе тяжело ранило, очнулся в госпитале, чуток подремонтировали и санитарным поездом отправили в глубокий тыл. Оклемался, но комиссовали, рвался снова на фронт, хотя грудина побаливала. Военкомат и медкомиссия ни в какую — комиссован и всё тут. Уехал я на Дальний Восток. Что делать, куда податься? Решил пойти на курсы шоферов. Закончил. Баранку начал крутить, друзья появились. Как-то один ухарь предложил дело провернуть — ограбить инкассаторов, а я в деле нужен с машиной. Дармовые деньги заманчивые и согласился. Двое напарников машину расстреляли, одного инкассатора завалили, второго ранили, мешок с деньгами в руки, а здесь я уже подсуетился. Но не тут-то было, менты как фокусники, откуда ни возьмись и пальбу открыли, одного нашего ранили, и мы, навзничь носом в землю уткнувшись, попадали, жить-то охота. Повязали, пошёл по этапу, лес валил в магаданской тайге, а дальше, Боря, знаешь — вместе баланду в одном лагере жрали.

Срок-то мне меньше дали, чем моим корешам. Вышел по УДО, права утеряны. Что делать? Гадать не надо — только в рабочие. Но встретился мне один интересный человечек, в кабаке познакомились, пиво пили, о жизни базарили. Ох и жжёный мужик, три срока отсидел. Много мне занятного порассказывал о приисках на Колыме. Об очень занятных вещах про золотые катавасии меня просветил, аж голова распухла. Много думал. И загорелся желанием нагреть руки на приисках. Так сразу и нацарапал тебе письмишко. У нас с тобой всё и закрутилось пучком. И славно закрутилось — товар налицо, везём и радуемся. Золото! Оно родимое!

— Да, сколь к нему шли, через что перешагнули, только нам известно, — поддакнул Гребнев.

— А у меня тоже родные в войну погибли, — с горечью сказал Груздев.

— И меня сиротой война сделала. — Гребнев зло сплюнул на землю. — Ну и истории у нас, прямо хоть кино показывай.

— Родители погибли от фашистов, а мы людей хороших положили, — с сожалением заметил Груздев.

— Тихон, тебя опять на тоску потянуло, не вытягивай душу. — Захар поднял руку и резко опустил, словно топором рубил чурку. — Хватит былое вспоминать! А я скажу так: предкам не удалось пожить по-человечески, так хоть мы теперь с большими деньжищами за них и за себя поживём. Довольно горя хлебнули на этом свете, такую тяжесть вынесли, что никакими весами не взвесить.

— Как бы то ни было, это не оправдание, — не отступал Груздев, но уже с интонацией в голосе без особого возражения.

— Всё, хватит, Тихон, замяли тему. Смотри в светлое будущее, оно вон в мешках лежит!

Груздев улыбнулся и выдавил из себя:

— Ладно, чего там, чувства изнутри даванули.

— Ты чувства свои для женского пола побереги, — рассмеялся Хрусталёв.

— Правильно Захар базарит, новую жизнь начинаем. — Гребнев хлопнул ладонями по своим коленкам, поднялся с пня, выпрямился во весь рост и развёл руки в стороны. — Магнатами стали, сечёшь? Все дороги пред нами открыты!

Глава 30

Остаток пути покрыли за четверо суток. Долгая изнурительная дорога вымотала и лошадей и всадников. Кони устали, наверное, меньше, всё же они куда выносливее, нежели люди. Обозревая местность, прилегающую к окрестностям Якутска, путники лишь окинули её взором, но не спешили входить в город, им пред этим следовало выполнить ответственную работу — найти место для тайника, схоронить в него золото и оружие.

Казалось бы, не очень сложное дело, но для них обернулось потерей целой половиной дня. Тщательно высматривали складки местности, прикидывали, советовались. Наконец остановились с единым мнением на их взгляд недалече от озёр Белейкен и Сытымнах, рассудив: от города не больше пяти километров, бывают в этих местах охотники, так, где ж они не хаживают, всюду лазят, главное надёжно укрыть от глаз чужих.

Дерево выбрали приметное, подле него лежала лесина. Дружно взявшись, сдвинули залежавшийся ствол и приступили к рытью ямы. Не составило ёмкого труда выкопать глубиной с метр. Золото и всё оружие, замотав в мешки, опустили на дно, прикрыли ветками, засыпали землёй, тщательно утрамбовали. Поверх замаскировали под естественный вид почвы, вроде как никем не тронутый.

— Ещё одну махонькую, но важную вещь сделаем, — произнёс Захар и достал из своего рюкзака махорку и небольшой мешочек с перцем и начал посыпать поверхность тайника табаком и жгучей приправой. — А вы чего стоите, вытаскивайте свой табак, всё одно для здоровья пагубный, а тут к месту.

Борис с Тихоном с недоумением глянули на Хрусталёва.

— Чего так, зачем разбрасываешь?

— Доставайте, не смотрите на меня как на умалишённого.

Напарники достали остатки своих табачных припасов, отдали Захару. С этим вредоносным куревом Захар расправился, так же, как и со своим, — рассыпал по всей поверхности, прилегающей к дереву. Поваленный ствол вернули на прежнее место, как и лежал ранее.

— Зачем рассыпал? — поинтересовался Груздев.

— А затем, паря, чтобы у любого пса нюх здесь оборвался. Рыбаки, охотники непременно с собаками по тайге шастают, а эта тварь дюже любопытная, рыть что-либо — хлебом не корми. А табак с перцем охотку сразу отшибёт и даже оббегут неприятное для них место, ментовская ищейка и та морду отвернёт.

— Ну, ты, Захар, хитрой мужик! — воскликнул Гребнев, довольный сообразительностью товарища. — Вот только без курева остались.

— Знамо дело, не лыком шиты, — ухмыльнувшись, ответил Хрусталёв. — А на счёт табака, так малость без него потерпеть можно. До Якутска рукой подать — купим. А шибко хочется дым глотать,