был ближе к стволу или корню этого дерева куш срывал куда богаче. К тому же деньги нужны были на подкуп людей из власти. В этом разветвлении Князь занимал не последнее место и имел колоссальную поддержку на верху преступной иерархии.

В паутинной «обойме» Князя притаились тихо и сотрудники милиции, офицеры и контролёры многих тюрем из числа позарившихся на денежные подачки. Хотя подачками назвать было бы неправильно, это были хорошие деньги, по суммам превышающие иной раз их заработные платы. «Замаравшись» в таком раскладе, обратной дороги у них не было. Идти на попятную — значит лишиться всего.

Князь был под постоянным вниманием органов, и знали сотрудники милиции про его подпольную деятельность, но взять с поличным не удавалось, поскольку все дела осуществлял чужими руками.

Золото и алмазы переправлял Князь на Большую землю разными путями через своих людей. По морю до устьев рек Енисея и Оби, городов Диксона и Мурманска или по реке Лене до Усть-Кута и иными способами, даже иной раз использовал воздушный авиатранспорт. А там далее «посылки» шли в столицу и иные города по уже неведомым для него покрытыми тайнами схемам. Люди выпадали из этой цепочки по разным причинам: поймали с поличным — и тюрьма, скрысятничал — и неизбежное наказание, вплоть до лишения жизни. Если кто из паутины попадал на скамью подсудимых — на суде молчал. И не потому, что было стыдно признаться в содеянном, нет, а из-за страха быть убитым за «длинный язык», не дождавшись судебного решения или на зоне.

Взбрело Ефиму Колобкову сегодня поехать в лес, захотелось набрать грибов. Любил поесть их в любом виде: жареные, маринованные, солёные. «Каких наберу, всякие к столу гожие будут. С картошечкой да под водочку, за милую душу…» — размышлял он, петляя меж деревьев и кустарника, иной раз нагибался, срезал гриб, клал его в короб, плетённый из коры берёзы. Свой новенький мотоцикл К-55, на котором приехал сюда, он оставил в неглубоком овраге и прикрыл его большими ветками. Из местных кто и увидел бы мотоцикл, вряд ли его тронул, но Ефим так сделал на всякий случай.

Время приближалось к обеду, как вдали сквозь листву деревьев он заметил движущихся всадников. Пригляделся. Трое седоков, минуя дорогу, ехали лесом, от них доносился еле различимый голос — меж собой о чём-то совещались, однако разобрать было невозможно. Колобков притаился и замер. Всадники спешились, сняли с коней часть вещей, положили на землю и чем-то занялись. Конкретно чем, было невозможно разглядеть. Колобков подполз, насколько это было возможно, приподнял голову и через ветки увидел, как трое мужиков всецело заняты копкой ямы. «Для чего? Что собираются в неё закопать? К чему таинственность?..» — любопытство просто распирало его пытливый мозг. Дальнейшее наблюдение показало: закапывают что-то, весьма важное. «А может, кого убили и заметают следы? Нет не похоже… Хотя почему нет, могли разрубить тело на куски — и в мешки. Точно! А если это не так?.. А вдруг хоронят алмазы или золото? Вполне, как же я сразу недопёр! Явно с приисков дельцы, не иначе. Надо бы проследить, куда далее направятся. А там вернусь и раскопаю. Если алмазы или золото, этот клад мой! Хотя с Князем делиться придётся, узнает, если замылю, голову мне против резьбы провернёт. К тому же самому в одиночку копать опасно, могут внезапно вернуться и накроют меня, да и на своём козлёнке (так называл он свой К-55) столь груза сколь они закопали, не увезу. Выход один — рассказать Князю, если что-то ценное вскроется, глядишь, и доля моя образуется…»

Всадники закончили работу, сели на лошадей и поехали в сторону города. Колобков же кинулся к оврагу, где оставил мотоцикл. Завёл, сел за руль и покатил по тропе, чтобы выехать на просёлочную дорогу — опередить неизвестных ему людей перед тем, как они появятся на паромной переправе. Он решил их встретить и завязать разговор. Влезть в душу любому человеку ему доставляло удовольствие, раскрутить, так сказать, нутро, расположить к себе, раскрыться.

И Колобков встретил таинственную тройку на берегу реки. Но его удивило: бывшие всадники шли пешком, на плечах неся рюкзаки. «Где же лошади? Куда они их подевали? Где оставили? Странно… Идут вроде как они у них и не были. Загадочные странники, просто ребус какой-то… Расскажу Князю, вот мозги напрягать станет».

Хрусталёв, Гребнев и Груздев подошли к крайним домам города, их было не так уж много, поскольку составляли лишь малую часть большого населённого пункта. Минуя их, оказались на правом берегу Лены. Пред ними раскинулась широкая река, левый же берег представлял собой Якутск, плотно застроенный и солидный по размерам. Вышли к тому месту, откуда осуществлялась переправа. Тут они заметили щупленького мужичка, рядом с ним небольшой мотоцикл и берестяной туесок. Он пристально смотрел на противоположный берег. Но это так им думалось, на самом деле незнакомец боковым зрением разглядывал путников.

— Добрый день, — поздоровался Захар. — Паром часто ходит?

— Какой день, коль солнце ужо к закату клонится. Приплывёт паром, куда он денется, как людей на той стороне насобирает, так и отчалит. А вы чего, туристы какие иль геологи?

— И не то и не другое, с приисков ноги тянем. Хватит, наработались.

— А чего так, сезон-то ещё не закончился, или за пьянку уволили раньше времени?

— За неё родимую, за неё, будь оно не ладно.

— По вам вроде не видать, что выпивохи, да и видом не изболели.

— Так несколько дней спиртного в рот не брали, вот и вышибли клин наружу. Тебя как звать?

— Как свет увидел, мамаша Ефимом нарекла, так с тех пор и значусь.

— Меня Захаром, а это мои товарищи, — Захар кивнул головой в сторону Гребнева и Груздева. — Ты, смотрю, местный, не знаешь, у кого можно угол снять в городе?

Колобков долго над вопросом не думал и предложил:

— Живу один, могу комнату предложить. Много не возьму, самую малость, на хлеб с маслом положите и довольно, — рассмеялся Колобков, а сам подумал: «Поселю у себя, всё ближе и на глазах будут, разговоры поразговариваем, посидим, можа чего и взболтнут».

Подошёл паром, причалил. С него сошло несколько человек, в обратный путь собралось людей мало. Судно постояло немного и отчалило, паромщик пояснил: этот рейс последний на сей день. Плыли и смотрели на тихое течение воды, гладь простиралась вширь от берега до берега, а по долине уходила и того дальше.

Колобков вёл постояльцев к своему дому, мотоцикл катил за руль. На предложение помочь катить технику, он оказался, мол, сей транспорт не тяжёлый, сам