их разговор, — ты не дал им выбежать из того барака, а значит, свою работу выполнил. Об остальном не думай.

— Просто я слышал, что штурм иногда до нескольких дней затянуться может, — не унимался в своих рассуждениях Слим, — а тут — раз-два и всё закончилось.

— А ты думал, тут как в Сталинграде, по два месяца за каждый дом воевать будут? — Папай хлопнул ладонью по крышке ствольной коробки, закончив сборку после чистки. — Я же тебе говорю, успеешь, наштурмуешься ещё.

В повисшей паузе по всему двору было слышно только металлическое клацанье частей и механизмов.

— Может и хорошо, что я не видел… — Слим осторожно попробовал продолжить тему разговора. — Говорят, что если перед выстрелом увидеть лицо того, кого убьёшь, то оно тебе потом будет часто сниться.

— Чушь, — ответил я, орудуя шомполом с намотанным на него лоскутом ткани во внутренностях ударно-спускового механизма, — не слушай этот бред.

Мне не хотелось рассказывать ещё молодому бойцу о тех, кто приходит во сне. Да и не касалось это его вопроса напрямую. Прежний кошмар во сне был связан с девчонкой, которую убивал не я, но убивали при мне. А мальчишка, который снился мне теперь…

— А ты убивал? — Слим уставился на меня. — Ну… Вот так… Чтобы перед этим его лицо увидеть…

— Да, убивал, — закуривая, ответил я, — именно мой первый раз таким и был, когда я смотрел ему в лицо перед выстрелом.

Слим смотрел на меня, видимо, ожидая подробностей. Но мне не очень хотелось пересказывать ему события осени далёкого уже 2011 года, и я добавил максимально лаконично, собрав в кучу весь сарказм, на который я только был способен в своём ещё полусонном состоянии:

— Он ни разу мне не снился, не стыдил меня, не призывал к моей совести за лишение его жизни и не звал за собой обезображенным от многолетнего гниения в могиле лицом.

— О! Мы с Тамарой ходим парой! — воскликнул Папай.

— Шо? — послышался голос Хохла за моей спиной.

Хохол с Тагиром подошли к нам, держа в руках тарелку с рисовой кашей и мясом, разогретой из нескольких упаковок сухого пайка, упаковками галетного печенья, парой банок паштета и чайником.

— Давайте поедим, если уже все закончили, — сказал Тагир, глядя, как я собираю уже почищенный автомат.

— Кстати, Тагир, — потирая руки, сказал слоняющийся без дела Шум, — я заметил, что ты почти чисто говоришь по-русски, когда не спешишь. А вот в кипише из тебя акцент фонтаном прёт!

— Может быть, — безразлично ответил дагестанец, — присаживайтесь, перекусим.

— Это мы всегда! — с привычной улыбкой ответил Шум. — Люблю повеселиться, особенно пожрать!

— Тагир, — зачерпывая кашу, спросил Папай, — я смотрю, вы с Хохлом подружились?

— Да, а что тут такого? — пожал плечами Тагир.

— Ну как… — Папай прожевал и глотнул кашло. — Вот отвоюете здесь своё, поедете по домам. И пригласит тебя Хохол к себе на свиной шашлык. И что ты будешь делать?

— Я его раньше приглашу на свежую баранину, — легко проигнорировал стёб о грязном для него мясе дагестанец, — да и не это главное. Мы здесь все одинаковые. Почти все.

После этих слов он почему-то посмотрел мне прямо в глаза и, прожевав свой кусок мяса, продолжил:

— Вот, к примеру, ты и Хохол. Вы очень разные. Но вы одинаковые внутри. Чай будешь?

Не дожидаясь моего ответа, Тагир налил чай в чашку, протянув её мне. Желание распивать чай и вообще находиться рядом с западенцем у меня отсутствовало напрочь, но ответить отказом на такой гостеприимный и дружеский жест, у меня не получилось. Поблагодарив Тагира, я сложил автомат на коленях и пил очень неплохо заваренный чай мелкими глотками.

— Выдра не такой, он как шакал, — продолжал горец, — Гремлин не такой, у него нет чести воина. Они все восемьдесят пятые, а вы двое — из одного теста.

— Так, стоп! — Шум поставил свою чашку с чаем на ящик. — Вы заебали уже своими загадками. Что за восемьдесят пятый такой, мне кто-то объяснит уже?

Слим заговорщически оглянулся и стал говорить в полголоса:

— Короче. Мой старший брат служил срочку в одной части с Куском и Выдрой. Он ещё духанку тащил, когда это произошло. Двадцать третьего февраля — понятно, праздник. Офицеры кое-как до вечера поторчали в части и свалили. А контрачи с дембелями решили забухать. Когда уже нормально подпили, захотелось им бабу. Понятное дело, кто год уже без неё, а кто урывками. Нашли в интернете сайт со шлюхами. Крутили-мутили, одна согласилась приехать. Как там её провели через КПП, по сколько сбросились, чтобы её уломать — в душе не ебу. Но её провели и привели в казарму, в каптёрку старшины. Ну и по очереди туда к ней заходят, пока остальные в очереди гондоны в руках теребят. Зашёл туда и Выдра. И так застрял, что очередь возмущаться стала. Решили заглянуть. Лежат они, значит, на тюках с постиранным постельным бельём, а Выдра эту шлюху взасос целует. Все в ахуе, мол, Выдра, ты чего, охуел? А он им, типа: я без этого не могу, у меня не встанет. Его уже подъёбывают, полказармы в каптёрку ввалилось, говорят: так и жениться недолго. Выдра был настолько в хлам, что ответил всем, что может и женится. А сам снова к её губам тянется и говорит ей: ты у меня первая за три месяца. Её ответ всех убил: а ты у меня — восемьдесят пятый за неделю.

Наш с Шумом одновременный ржач сдержать было невозможно. Я прыснул чаем себе на брюки, Шум старался не подавиться куском мяса во рту. Искренне смеялись с нами и Тагир, и Слим, и Маслёнок, и Папай и Хохол.

— Веселимся, значит! — ворота открылись, и во двор вошли Гремлин, Ворон, Мономах и Камрад.

— Чиститесь? Это хорошо, — продолжил Гремлин, — значит, к бою готовы.

— К какому бою? — спросил кто-то.

— Сегодня вечером выезжаем брать под контроль один небольшой НПЗ[34]. Едет тот же состав, который выезжал вчера на штурм. Так что снова отдыхайте, на фишку не заступаете, в восемь вечера всем быть на инструктаже перед выездом.

— Бля, вот попадалово… — выдал кто-то из «тройки». — А почему снова мы? Может, мы подежурим, а остальные съездят?

— Может кому-то напомнить, что ему грозит за невыполнение приказа? — выискивая глазами спросившего, ответил взводный.

— Да дело не в этом, — вставил Шум, — дело в том, что нас вообще по срокам должны уже здесь сменить. Ну и когда уже? Можно задать этот вопрос на ваших совещаниях? Мы ведь тоже не железные…

Наверное, недержание Шума касалось не только его задницы.