– Но уж если ты вернулся домой, то там и оставайся! – метала она громы и молнии в телефонную трубку.

– Нет у меня дома, – ответил Ежи голосом маленького мальчика.

Эта так называемая подрывная деятельность Ики только отчасти была правдой. Ежи манипулировал своим окружением, включая самых близких ему людей. Может, у него был такой характер, а может, в силу профессии, которая учит изворотливости. Он был умный, проницательный и необычайно честолюбивый человек. Уже в ранней молодости он поставил себе цель нажить состояние – это он считал главным признаком состоявшегося мужчины. Мечтой его жизни был «хаммер», внедорожник, состоявший на вооружении в американской армии, но существовал также цивильный вариант, доступный на рынке. Покупали его «крутые перцы», конечно располагающие соответствующей суммой.

Однако быстро разбогатеть у него как-то не получалось, шли годы, а статус Ежи Барана оставался неизменным: раскручивающий свое дело юрист. Не помогала ему в этом и Ика, которую устраивало положение жены и матери, и она не хотела быть никем иным. Вероятно, она считала, что, произведя на свет троих детей, она обеспечила себе занятие на всю жизнь. Но, по его мнению, она и в этом не преуспела – не выполняла своих обязанностей ни днем, ни ночью. Он утверждал, что за эти восемнадцать лет он мог бы сосчитать на пальцах, сколько раз они занимались сексом. До свадьбы Ика старалась приманить его всяческими способами, носила декольте и мини-юбки – и, несмотря на низкий рост, выглядела в этом вполне сексуально. Хотя она была не в его вкусе, потому что ему нравились высокие женщины. Ну а потом были свадьба, ребенок. И мужчина переставал быть нужным. Исполнив роль самца-производителя, он должен был проявить тактичность и отодвинуться на второй план. Вот Ежи и отодвинулся, уехал в Германию на курсы повышения квалификации для юристов. В те времена его стипендии хватало на содержание всей семьи, кроме того, существовала еще загибающаяся фирма, торговавшая запчастями для автомобилей. Ика управляла ею теперь вместе с молодым человеком, который в ту пору, когда Ежи был главой фирмы, исполнял обязанности его заместителя. Подрастали уже двое их детей: Оля и Эва, двумя годами младше.

Ежи упорно твердил, что никогда не любил свою жену, но Ика неотлучно присутствовала в наших разговорах, и он так о ней говорил, словно все это плохое произошло вчера, а не несколько лет назад.

– Я ехал из Гамбурга две тысячи километров, чтобы она мне улыбнулась, – говорил он с обидой. – А она?

Как только он появлялся, Ика вытаскивала пылесос и принималась убирать квартиру – конечно, в халате. Голова, не мытая уже две недели.

– А кроме того, наша младшая дочь, Кася, это не мой ребенок, – признался Ежи, что меня потрясло. – Я люблю ее, но я не ее отец.

Он уже давно подозревал, что у Ики роман с его заместителем, который был моложе их обоих на десять лет. И вдруг она ни с того ни с сего приезжает в Гамбург. На этот раз без детей – оставила их у своей матери. И ведет себя так, словно они еще жених и невеста. Жмется к нему, улыбается. Они вместе идут в оперу, потом возвращаются на ночь в снятую Ежи однокомнатную квартирку.

– Мы не занимались любовью с момента рождения Эвы, – рассказывает он, – а тут она меня попросту изнасиловала.

И этого единственного раза хватило, чтобы она забеременела.

– Я ей ничего не сказал, когда она мне сообщила, – закончил он, – но у меня на этот счет другое мнение.

«Ну и женщина», – думала я с возмущением и очень ему сочувствовала, теперь я лучше поняла, почему он решился уйти из дома как в первый, так и во второй раз. Ведь трудно смириться с фактом, что тебя таким образом используют.

Историю эту Ежи рассказал мне, когда мы были в Карвенских Болотах в апреле двухтысячного года, а его младшую дочь, Касю, впервые я увидела полутора годами позже на море, куда он привез ее на каникулы. С двумя старшими дочерьми я познакомилась раньше, он легко мог бы от них отказаться. Оля была вылитая мать, а Эва, в ту пору шестнадцатилетняя, высокая, чернобровая, прекрасно сложенная девушка, была не похожа ни на одного из родителей. Тогда как самая младшая – живой слепок с отца, то есть с Ежи Барана. Угадывались его лоб, нос, губы и грузная фигура. Ни один суд не поверил бы, что это не его ребенок, не нужен был бы даже анализ ДНК.

Улучив момент, я сказала ему об этом, но он только улыбнулся. У него на этот счет было другое мнение. В чем же здесь дело, думала я, с кем он ведет игру? Теперь знаю, что со всеми, независимо от того, кто они – чужие или родные, безразличны ему или им любимы. Столь непостоянный в своих чувствах к женщинам, он никогда не переставал любить дочерей. Тем не менее и они пали жертвами его манипуляций.

Запомнился один из скандалов между ним и его старшенькой, Олей. Со слезами на глазах, она выпалила, что когда он ушел из дому к пани судье, то больше занимался ее детьми, особенно сыном, чем собственными. Оля пригласила его на выступление своего театрального кружка. Она безумно волновалась, так как исполняла в пьесе главную роль, и для нее было очень важно, чтобы присутствовал отец. Но он в это время поехал с сыном той женщины на математическую олимпиаду.

Это тоже было для него типично. Он интересовался жизнью моих дочерей, пока мы были вместе, старался подружиться с моим внуком, когда тот сюда приезжал. Не очень, правда, у него это получалось, потому что подружиться с Пётрусем действительно трудно. Первое слово, которое Пётрек сказал ему, было «нет». После того как мы расстались, и я, и моя семья перестали для Ежи существовать, причем в течение одного дня.

Подобным образом, по-видимому, обстояло дело и с детьми пани судьи, звали ее вроде бы Анна. Мне кажется, что ей тяжело дался это разрыв. Она любила Ежи, коль скоро ради него решила уйти от мужа. Она пережила с ним прекрасные мгновения, бесспорно. Первый совместный Новый год они провели в Вене, на балу, где присутствовали коронованные особы. Они танцевали до рассвета, пока пани судья не сломала каблук. Предполагала ли она тогда, что этот мужчина станет причиной ее страданий, что бросит ее, буквально не сказав ни слова? Жизнь уготовила ей и более тяжелые испытания, потому что через несколько лет после их разлуки она попала в аварию. В плохую погоду не справилась с управлением и въехала в фуру. С ней был сын, который почти не пострадал, ее же парализовало ниже пояса, и теперь она передвигается на коляске. Ежи навещал ее пару раз и всегда возвращался расстроенный. Случилось ему однажды помогать медсестре переносить свою бывшую пассию, которая была совершенно беспомощна, с коляски на тахту. Желая как-то разрядить напряжение, он со свойственным ему чувством юмора сказал:

– Аня, вот уж не думал, что когда-либо еще уложу тебя в постель!

Она улыбнулась.

Она вроде бы была очень хороша собой. Сестра Ежи утверждала даже, что значительно привлекательнее меня, ну и, конечно, намного моложе, на что он ответил:

Ревновала ли я его? Как это ни странно, но после того, как мы расстались, я никогда не думала о том, один он или нашел себе женщину. Даже если и так, я бы не страдала из-за этого. Дело даже не в том, что я сумела бы делить его с кем-то еще, хотя за все эти годы я научилась не давать воли своему воображению относительно прошлого Ежи. Все дело в том, что оно не было прошлым, потому что Ика постоянно присутствовала в нашей жизни – у нее всегда возникали какие-то сложности: школа, затем институт, покупка детям одежды, обуви, а впоследствии и машин. И еще потому, что я активно выступала в роли единственной слушательницы и утешительницы. Дня не проходило без жалоб Ежи, обсуждений коварного характера его жены и ее подлых поступков.

– Болтает повсюду, что я ее бил! – возмущался Ежи. – А я ее только раз укусил за попку. Она меня так разозлила, что я опрокинул ее на диван и укусил.