утонул. Сеня вон отплывает. Остается один Сырожа. Ты думаешь он признает что их было трое? Как бы не так, будет кричать на допросе, что это мы совратили его на побег и сами завалили Ивана Терентьевича.

— И что же теперь делать.

— Лень, сделай доброе дело поставь чайник и завари кофе. Пить хочу сил нет, а я тем временем дядю Сырожу поспрашиваю.

— О чем?

— Да так, о жизни?

— А мне потом расскажешь?

— Да ты поставь чайник и приходи сюда, сам все услышишь.

Я, повернувшись к мужчине произнес.

— Ну, что говорить будем, или в молчанку поиграем? Вопрос первый что это за груз?

— Ничего я не скажу.

— Ой, да и не говори. Куда проще пройти на переднюю палубу и вскрыть ящик. Только зачем тогда нужен мне ты?

— Да вы без меня просто пропадете, щенки. Здесь между прочем говорят не по-русски, а на английском языке. А если вы его не знаете, а это наверняка так и есть, то вас просто вернут обратно в союз и вся недолга.

— А ты значит этот язык знаешь? — спросил я мужика, тут же перейдя на английский язык. — Ну ка скажи, что-нибудь умное?

Такой изумленной рожи я не видел уже очень давно.

— Что не понял, что я сказал? Могу повторить по-испански, или по-немецки. Какой язык тебе больше нравится?

— Кто ты такой? — только и смог выдавить из себя мужчина.

— Это не важно. Мой вопрос пока еще в силе. Так что мы везем?

Мужчина вздохнул, собрался с силами и заговорил. Там в распадке на острове Завьялова, на склоне оного из холмов, лежат останки какого-то старого самолета. Похоже японского. Во всяком случае, некоторые надписи, и сохранившаяся кое-где расцветка говори о том, что самолет принадлежал именно им. Вот только в самом самолете трупы двоих ментов из НКВД, а в кабине, настоящее месиво, из двоих наших, советских летчиков. Зверей на острое почти нет, тюлени разве что, но они по холмам не ползают, поэтому трупы хорошо сохранились. основательно проморозились, но сохранились.

— В самом самолете и были эти ящики по большей части в них золото в слитках, американская и японская валюта, какие-то драгоценности. В других продукты. Консервы ты уже ел, да и все продукты другие тоже видел. Еще была какая-то мебель, дорогая одежда, но довольно подпорченная от времени, ее брать не стали. Остальное все здесь.

— Весело… — Задумчиво произнес я. — А сами то откуда?

— С «Наталки».

Я удивленно вскинул брови. «Наталкой» называли золотой прииск примерно в трехстах семидесяти километрах от Магадана на юго-запад.

— Далековато. Что-то я не слышал, чтобы объявляли о побеге. Впрочем, может из-за дальности до нас не дошло? А как на Завьялова попали?

— Да по весне еще, до острова добрались, а дальше не успели, лед вскрылся. А тут самолет нашли, и в общем-то жили неплохо. Хотели какое-нибудь судно перехватить вот на вас и нарвались.

Что-то он явно не договаривал. Я просто не понимал, зачем нужно было с «Наталки» идти в сторону Магадана? Куда как проще пойти до местной железнодорожной ветки, и на любом товарном составе уехать на большую землю.

— Ладно с этим разобрались, теперь вопрос, что мне с тобой делать?

— Ты, что хочешь меня как этих? — Мужчина мотнул головой в сторону борта.

— А ты можешь предложить другой вариант?

— А ведь я сохранил ваши жизни.

— Не надо ля-ля. Я мальчик большой и в сказки не верю. Ты сохранил их только из-за того, что в противном случае, у штурвала стоял бы сам в одиночку. От Сеньки с Петром, толку никакого. И сейчас, сложись все иначе, в лучшем случае, ссадил бы нас на этом острове. А о худшем думаю не стоит и говорить сам все понимаешь. Так что подумай, что тебе больше по душе остров и суточный рацион, или камень на шею. Мне кажется второй вариант честнее. Если остров необитаем, больше суток ты на нем не продержишься, просто замерзнешь. А это насколько я знаю, не самая приятная смерть.

В этот момент из двери выглянул Ленька и воскликнул.

— Лёха, там радио разрывается может пойдешь послушаешь, о чем говорят. Ты вроде иностранный язык знаешь?

— Присмотри за этим, как бы чего не спер. — Ответил я поднимаясь и уступая ему место на табурете.

Мы сейчас находились практически в центральной части Алеутских островов и поэтому прекрасно слышали все передачи, которые транслировали на острова. А объявление, повторенное несколько разных разных волнах, было довольно интересным. Береговая служба сообщала о том, что последний шторм унес в Аляскинский залив буксир проекта 327. Дело в том, что наше судно было не совсем полностью построенным в ГДР. Когда буксир доставили во Владивосток, то при разгрузке, судно сорвалось с портового крана и упало на пирс, причем так, что пришлось срочно менять ходовую рубку. Родная была повреждена настолько, что судно было проще списать, чем восстанавливать. Как к этому моменту пошли под списание переданные в свое время Соединенными штатами, несколько буксиров триста двадцать седьмого проекта. Которые использовались в порту Владивостока. Одним словом, родная рубка с большей частью надпалубного хозяйства ушла на переплавку, а вместо нее на палубу встали постройки от бывшего буксира, полученного по ленд-лизу. Получилось даже удобнее. Американская рубка оказалась просторнее чем немецкая, и в итоге у нас основной корпус и двигатели, принадлежали немецким судоверфям, а все надстройки американским. Кстати и все приборы, находящиеся тоже были со шкалами и надписями на английском языке. Чуть позже, чтобы как-то адаптировать все это под собственные нужны, поверх стекла огораживающего индикаторные стрелки, краской были нанесены шкалы и пояснение на русском языке.

А сейчас радио надрываясь рассказывало о том, что из рыбацкого посёлка Якутат унесло в море малый рыболовный сейнер, сильно похожий на наш, буксир, с командой из трех человек, отца и двух сыновей. В моей голове, сразу же возникла замечательная идея, как слегка обезопасить свое плавание, и так сказать хотя бы на некоторое время легализоваться.

Внешне наш теплоходик был в общем-то похож на то суденышко, что унесло в море, разве что отсутствовал кабестан, на корме для вытягивания сети, но это видно скорее специалистам. Да и всегда можно что-то придумать со снятием на ремонт, или найти похожую причину отсутствия. Хотя у нас тоже стоит лебедка,