Потом попыталась вмешаться Света, но на нее шикнули, как на совсем уж постороннюю, она отскочила испуганным котенком и примолкла. Секунданты с той, с «ремонтной» стороны, спокойно выкладывали инструменты и разматывали провода, Велимир и Филарет, представляющие сторону хозяев, грозно стояли ошую и одесную, но их сверхъестественные способности остались не востребованными: лающие стороны стояли неколебимо – клыки на клыки, глаза в глаза – и никого, и ничего вокруг не замечали. Им не требовалась почерпывать аргументы в низких материях: они не колупали ногтем краску и обои, не похлопывали ладонью по искореженным рамам, не сверяли расценки и результаты замеров, нет, ничего этого не было. Схлестнулись в беспощадном бою две воли, два интеллекта, два мировоззрения, две экономические системы! Наконец, старший воздел руки к невысокому квартирному небу, затряс головой, показывая, что сдается, что не боится никаких телег, но ему уже ничего от этой жизни не надо, кроме тишины и возможности исполнить заказ, да приплатить за него из своих личных кровных, чтобы поскорее отсюда убраться. Танковое сражение под Прохоровкой закончилась, можно было спокойно ехать.

– Гм… да. Век живи, век учись. А ведь я был готов оплатить все то, что они понапридумывали надбавить…

– Угу. И я бы не удосужился вникнуть. Тата истинный панчер: джеф, джеф, крюк в челюсть – и ногой добила! Крута.

– Джеб.

– Что? Ну джеб, велика разница.

– Но и то сказать – казенными деньгами проплачивал бы, не своими кровными. Стойте здесь, я пригоню мотор.

– Она всегда такая? – Велимиру, как всегда, не стоялось на месте и не молчалось, он попытался придвинуться поближе, но Света, хоть и засмеялась, была настороже.

– Татка? Нет, она добрая. Жизнь ее била-била, учила-учила, а она все равно с себя последнее отдаст, если надо. Как она расскажет про себя – ой мамочки! И ей на работу, и мне на работу, а мы сидим у нее на кухне до утра и ревем как дуры! Татьяна очень дорогой мне человечек, и я ее в обиду не дам!

– Да она и сама себя в обиду не даст… Я стоял и мелко дрожал, что она вдруг почует запах мяса и пойдет по моему следу…

– Ой, Вилечкин, только не надо ля-ля! Она для себя и снега зимой не попросит, постесняется. Она такая! Вот почему ты так про нее говоришь? Ты же ее совсем не знаешь? Ты знаешь, как она живет и на какие шиши?

– Да, мэм. Нет, мэм. Но впечатлен. Да, сэр! Шеф велит – садимся, Светик!

– Командир, мы сошлись на справедливой системе оплаты?

– Э-э… Да, на вполне справедливой. А что?

– Ну тогда отключи этот шанзон, клиент добром тебя просит! Он такой же наш, как твой «газон» – «шаттл»! – Парнишка недоумевает абсолютно искренне, он уверен, что приблатненную эстраду не любить просто невозможно, если ты не лох и не приплющен головою, но обещано щедро – Филарет явно решил не давать пощады казенному бюджету – и они помчались на острова, не на частнике даже, а на такси, с шашечками-ирокезами на крыше, с зеленым (но красным) огонечком в верхнем углу переднего стекла, со счетчиком, который обрадовался нежданным простакам и часто-часто залопотал что-то злорадное своему хозяину-таксисту, либо очень смешное, поскольку тот улыбался всю дорогу и в пассажирские разговоры не лез. Радио он выключил вовсе, раз оно им не нравится, а резкий отзыв Филарета о любимых радиочастотах никакого видимого воздействия на него не произвел – пассажир очень разный бывает, и почти у каждого прибамбас на извилинах.

– Все, дальше дороги нет. Вот вам ваши острова.

– А почему? Дорога же ровная? Нам вон туда надо? Во-он туда? Да, Филя?

– Кирпич.

– Что? Где кирпич? – водитель дисциплинированно смолчал, но все-таки не выдержал, развернулся, чтобы не в зеркальце, по живому разглядеть красивую, но такую любознательную девушку.

– Спасибо. Все, все, спасибо! – Фил повел пальцами, показывая, что сдачи не надо и первым полез из машины.

– Вилечка, а все-таки…

– Вот, видишь знак, красная толстая горизонтальная полоска внутри жестяного круга на металлическом шесте? Это и есть «кирпич». Знак, запрещающий водителю дальше двигаться в требуемом направлении.

– А-а… Вот этот вот?

– Так точно, мэм. Вот этот. Он придуман специально, чтобы в самый неподходящий момент отравлять жизнь благородному автовладельцу и низвергать его в презренное сословье пешеходов.

– А почему нельзя? Дорога же асфальтовая? Здесь можно, а…

– А там нельзя! Вы двое, Велимир и Светлана, господа коллеги. Попрошу вашего внимания и тишины, будьте так любезны.

– Я весь внимание, о, наш бизнес-повелитель!… Мы все – весь внимание!

– Мы на Крестовском острове. Наш путь не так чтобы строго очерчен, но ведет к стадиону, окрестности которого мы попробуем обойти и, насколько это будет в наших силах, тщательно осмотреть на предмет следов, могущих приоткрыть нам завесу тайны над гибелью одного нашего товарища.

– Не брат он мне, а…

– Нашего коллеги. Да? Одного нашего коллеги. Предупреждая вопросы с мест: я не знаю, что мы точно собираемся искать. Лучше всего бы – папку с нужными нам документами и подписями. Но это уж как получится.

– Ой, точно! Вот было бы здоровски папочку найти! – Девушка даже подпрыгнула на месте от своего предположения.

– Безусловно! Однако, Света, твой восторг преждевременен, хотя и понятен.

– Это да… – Девушка вздохнула, потянулась было к сумочке (за зеркальцем – дружно ощутили мужчины), но не осмелилась и засунула ладошки в тесные карманы джинсов.

– Так, все-таки, Филечка, что же нам искать?

– Гм… Нечто такое, что любому из нас может показаться необычным, странным, либо привлекающим внимание.

– И вот эти четыре мачты с прожекторами?

– Гм… Почти да. Что-нибудь такое – это я уточняю, друзья мои, делаю поправку – то, что нехарактерно для этих мест, то, что раньше не встречалось, а вдруг появилось, и тэ дэ, и тэ пэ… Вил!

– Здесь!

– Я рад, что тебя перебил и подавил в зародыше дурацкие проявления твоего идиотского чувства юмора. Неуместные, намекну, проявления, но ты, пожалуйста, не обижайся на слово «неуместные». Придраться бесполезными вопросами можно к чему угодно, постарайся же конструктивно, я тебя прошу.

– Усвоил. Вместе будем ходить-бродить, или разобьемся поодиночке?

– Ой, нет, нет! Только не это!…

– Вместе. Светик, ти-хо. Мы тебя никуда одну не отпустим и не оставим, будем ходить втроем, а глазеть в разные стороны. Скажем, я прямо, ты направо, а Вилли налево. Или даже так, чтобы не напрягаться где не надо: каждый из нас смотрит в своем направлении – но не исключительно, а, как бы, желательно, не строго. Все готовы, всё понятно?

– Да.

– Да.

– Вперед. Забираем правее, но не вдруг, не по траве-мураве, а по утоптанной дорожке, что берет свое начало вон за той мороженицей, к которой мы обязательно подойдем. Кому какое?