Видя, что я не отвечаю, а просто молча смотрю перед собой, он низко, тяжело произносит:

- Мне стоит сделать всего один звонок. И он больше никогда не приедет в университет. А его жёлтая пафосная тачка будет продана на Авто.ру или на каком-нибудь аналогичном сайте. - Влад делает небольшую, но такую невыносимо долгую паузу. - У нас ведь был договор. Что мешало тебе честно разорвать его со мной? Что мешало просто сказать, что ты влюбилась? Если это так, конечно... Ты думаешь, я не понимаю, что такое любовь?

По лобовому стеклу стекают юркие и прозрачные струйки воды. Они какие-то нервные. И из-за них почти не видно освещённую фонарём дорогу.

- Лер, - произносит Влад., - единственное условие - быть мне верной. Больше ничего. Это было так трудно?

- Да, - отвечаю я. И добавляю эхом: - Было трудно.

- Почему?

- Потому что я перестала чувствовать себя живой.

Мне трудно говорить. Я боюсь прогневать его. Но понимаю, что моё молчание играет против меня.

Теперь молчит и он. Я уже даже начинаю к этому привыкать. Мы просто сидим в машине, думаем каждый о своём и молчим.

- Как думаешь, - спрашивает он, - пришло время разорвать наш контракт?

Эти слова кнутом стегают по мне. Каждое причиняет боль. Ещё до того, как он задал вопрос, я поняла, о чём он будет. Это просто логично. Я сделала всё, чтобы контракт был расторгнут.

- Я не знаю, - куснув губу, тихо отвечаю я. - Просто не знаю и всё...

- Зачем ты со мной?

Я поворачиваюсь к нему. Он смотрит мне в глаза. Взгляд усталый, вымотанный. Видно, что ему тяжело. Сколько бы он не цеплял на себя брони. Видно.

Я много могу сказать. Но в то же время - сказать не могу ничего. Все слова кажутся то ли лишними, то ли глупыми, то ли какими-то жалкими оправданиями и попытками зацепиться за привычный комфорт. Не душевный, нет. Но тот, без которого станет однозначно хуже. И я это хорошо понимаю. На душе, как ни крути, в случае разрыва наших отношений, лучше не станет. Я слишком сильно привязана к нему. Слишком сильно завишу. Больше, чем способна признаться себе самой.

- Ты оставляешь без ответов мои вопросы, - говорит он. - Возможно тебе нужно время, чтобы собраться с мыслями. Пойду покурю.

Прикрываю глаза. Слышу, как, сначала впустив прохладу, тихо и мягко хлопает дверь. Я остаюсь в машине одна.

Проблема не в том, чтобы собраться с мыслями. А в том, что сложно быть открытой, общаясь с закрытым человеком. Сложно говорить искренне тогда, когда присутствует страх. Страх того, что скажешь что-то не то и это ухудшит ситуацию. В такие моменты легче молчать. Хотя я прекрасно знаю, что молчанием я ничего не решу. И не исправлю. А можно ли вообще тут что-то исправить? Если у него и была раньше хоть какая-то степень доверия, то теперь откуда ей взяться? Я - бывшая эскортница. Мне нельзя верить. В его глазах я снова повела себя, как блядь. Вот и всё. Горбатого могила исправит. Ничего не поделать. Вопрос только в том, трахать ли меня дальше. А может я совсем не понимаю его.

Он возвращается минут через пять. За это время я успеваю передумать о многом. Вспомнить всю нашу историю и всю историю с Данилой. И мне кажется, что теперь я понимаю лучше. Но, возможно, мне это только кажется.

Он снова садится рядом и снова молчит. Ждёт моего ответа. Молчать дальше нельзя. Это похоже на испытывание его терпения.

- Я расскажу, - говорю я. - Но при одном условии.

Слышу его усмешку. Она горькая. Это очень чувствуется.

- Я ни разу тебе не изменил, - вдруг говорит он. - Ни разу. Нигде. Хочешь узнать - почему?

- Да, хочу.

Он оглаживает ладонью бороду. Вздыхает и смотрит перед собой.

- Потому что ты - единственная.

Закусываю губу. Отчего-то моя жалость к себе меняет адресат. Мне до оглушающей боли становится жалко его. Нипочему. Он не производит впечатление человека, которого вообще можно пожалеть. Он сильный, страшный, могучий и властный. Он тот - кого либо боятся, либо уважают. Другого не дано. Таких, как он - не жалеют. Он - скала. Он - кусок железобетона. Но мне его до одури жаль. Просто до слёз. Они текут по моим пылающим щекам, противно щекоча кожу, капают с подбородка.

- Ставь своё условие, - усмехнувшись, произносит Влад.

Смахиваю пальцами слёзы. Двумя пальцами вытираю от влаги хлюпающий нос.

Влад молча достаёт из кармана пиджака белоснежный платок и, не поворачиваясь, протягивает мне. Благодарю и промакиваю ароматной тканью глаза. Скомкав в кулаке, держу его на коленях.

- Я хочу, чтобы ты в ответ мне тоже всё рассказал. О той, после которой тебя так искалечило.

Он снова усмехается.

- Хорошо.

Сглатываю. Облизываю губы. Вздыхаю. Очень трудно начать... Очень трудно...

- Когда я увидела тебя в галерее, я поразилась тому, какой ты. В моей жизни не было таких мужчин. В том числе тогда, когда я работала в эскорте. Просто не было. Мужчины были разными, но ни один из них не вызывал у меня и толики тех чувств, которые вызвал ты, будто шутя, - коротко вздыхаю, набираясь сил. - Потом я была возмущена. А потом... потом, когда ты так просто взял и решил изменить мою жизнь, спрятав от тоски, в которой я глохла, от этой бесконечной растерянности, которая привела меня в одиночество, в какое-то оцепенение, я вдруг... доверилась. Там, на теплоходе ты был просто потрясающий. Лучший в мире мужчина. Мне очень легко было влюбиться в тебя. Но потом, в особняке, я поняла, что я тебя не просто не знаю. Что я и не смогу тебя узнать. Что несмотря на страстную близость между нами - между нами огромная дистанция. И её нельзя сократить. Ты очень чётко очертил границы, - снова текут слёзы, и я снова промакиваю щёки платком. - Ты потрсающе чётко их очертил. На тот момент я даже этого не поняла. Не поняла твоего ухода. Не поняла того, как ты выстроил наши встречи. Думала, я смогу растопить твоё сердце. Знал бы ты с каким удовольствием я готовила для тебя еду. - слёзы капают с подбородка, но мне уже как-то плевать. Мне снова остро жалко себя. - Я никому и никогда не готовила еду. Кроме мамы. И то, там я готовила на двоих. А ты - не ел. Ты не представляешь, как это больно. Как больно, когда очень хочется заботиться о мужчине, когда безумно просто хочется считать его своим, видеть благодарность в его глазах, но встречать только пламя, когда он хочет тебя, а потом холод, когда секс закончен, как какой-то спектакль. Когда в театре актёры играют очень здорово, а сама история трогает до глубины души, но вот заканчивается - становится как-то щемяще тоскливо. Не хочется, чтобы спектакль заканчивался. Хочется, чтобы он сменился другим, таким же здоровским, таким же классным. Но у нас такого не было. Спектакль заканчивался и я просто жила в ожидании нового. Ты приучал меня к комфорту. К деньгам, которые давал просто потому, что я - была твоей. К чувству безопасности, которого у меня с детства не было. Ты думаешь, я ценила деньги? Нет, Влад. Я ценила не деньги. А то, как они мне доставались. Без торговли одним местом. Без упахивания. Без бессонных ночей из-за нежелания заставлять себя утром идти на работу. А просто потому, что я есть. Такая вот женственная, страстная, сексуальная и при этом - только твоя. Я не уверена, что смогу тебе это объяснить. Но точно смогу объяснить, что очень быстро привыкла к этому. Подсела на это всё. Воображала себя женой богатого бизнесмена. Который, правда, как моряк - то и дело уходит в плавание. И очень жалко, что его нельзя даже покормить. Наверное, ему не нравится, как я готовлю. И как собеседница я ему не очень-то интересна. Ему интересно только меня трахать. И всё.