— Ни фа! — Валюша подползла поближе. — Дай поглядеть. Не бойся, трогать не буду, мне не интересно, я же девочка, меня больше куклы заводят. А что это такое, Турецкий?

— Обрати внимание, — он показал на заводскую гравировку, — сделано в Германии. Пистолет «Вальтер», калибр восемь миллиметров, полуавтомат, с самовзводом. Не думаю, что это табельное оружие дубовского милиционера. Логично допустить, что на службе у них одно оружие, а в нерабочее время — другое… Ты обратила внимания, Валюша, сколько их было?

— Не считала, — она задумалась. — Но два джипа… по любому, не больше десятка. А сколько побитых среди них? Трое покалеченных на лестнице, еще один, у которого ты пистолет забрал, третий — как он красиво с крыльца сверзился! — Валюша засмеялась. — Ты по нему ударил, словно по мячу.

— Этот гол я посвящаю тебе, — проворчал Турецкий. — Как минимум у пятерых, считая парочку главных оборотней, повреждения средней тяжести. Но ты не обольщайся, скоро они подтянут резервы, если уже не подтянули. Объявят нас опасными преступниками, убедят общественность, что это я застрелил Поличного, повелят не церемониться при аресте. Стоп! — он вырвал у нее сотовый телефон. — Что же ты не говоришь, что у тебя мобила!

— Да она у меня всегда была, — пожала плечами Валюша. — А у тебя, вестимо, склероз. Только толку нам от этой мобилы?

Он отстучал по памяти номер Меркулова. Толку действительно было ноль — связь в лесу отсутствовала.

— Глухомань, — объяснила Валюша. — Вдоль железной дороги еще какая-то связь местами прослеживается, а здесь — извини.

— Хреново, — заключил Турецкий. — Выключи его немедленно, чтобы не разряжался. Деньги на счету есть?

— Ну, так, — неопределенно пожала плечами Валюша, — для вас, москвичей, это не деньги. Рублей тридцать или сорок…

Они лежали, не шевелясь, слушали звуки леса.

— Дятел где-то чирикает, — прошептала Валюша.

— Сама ты дятел, — рассмеялся Турецкий, — Обычная чечевица.

— Нет, дятел, — упорствовала Валюша. — Любая птица есть разновидность дятла. Ответь мне на четыре элементарных вопроса, Турецкий. Куда мы идем, где мы можем помыться, что у нас на ужин и где мы собираемся ночевать?

Он покосился на девчонку — помыться бы ей точно не мешало.

— Ты требуешь серьезных ответов или просто похихикать хочешь?

— Хихикать не хочу, — надулась Валюша. — То есть, мыслей у тебя нет… И чем ты занимался, интересно, пока бежал?

— Намекаешь, что у тебя уже есть план?

— Это детский план, Турецкий, — сказала она серьезным голосом. — Моим родителям, как я понимаю, пока я не поймана, явная опасность не угрожает. Если невозможно шантажировать меня их жизнью и здоровьем, то зачем держать их в заложниках? Значит, мы должны держаться от бандитов подальше и не отвечать на звонки. В Дубовске появляться опасно, нужно ехать в Москву. Причем со мной. Спорить бесполезно, потому что спрятать ты меня нигде не сможешь.

— Давай не будем загадывать так далеко, — смутился Турецкий, — как насчет ближайших планов?

— Есть тут пара хуторов… — Валюша задумчиво поковыряла в носу. — Возможно, удастся отлежаться и что-нибудь съесть. Вот только как бы нам сориентировать себя в пространстве…

— Системы навигации в твоем телефоне, конечно, нет…

— Не фантазируй, Турецкий, — Валюша горько усмехнулась, — в нем даже радио нет. Мои родители — не самые щедрые люди. Кстати, должна тебе заметить, что дальнейшее продвижение на восток — порочное занятие. Мы завязнем в такой глуши, что не выберемся и до завтрашнего вечера. Я бы предложила вернуться в овраг, пройти пару километров на юг и повернуть на запад. При желании до ночи мы можем вновь оказаться в Тасине, забрать нашу сумку, а если боишься, пройти мимо и заночевать в любой заброшенной деревеньке…

В словах Валюши прослушивалась сермяжная истина. Чем дальше они уходят от цивилизации, тем труднее будет обратная дорога. В часах имелся компас — первый случай за четыре года, когда он им воспользовался. Порядком измотанные, они вернулись в овраг. Медленно двигались по пади, перелезая через груды камней, вздрагивали, когда с кустов, растревоженные шумом, срывались стайки птиц. Одолели пару километров и, уверенные, что сбили преследователей со следа, двинулись на запад. Лес редел, появился просвет между деревьями. Не улови они воспаленным слухом рычание моторов, стали бы на опушке отличными мишенями! Турецкий уже раздвигал кусты, когда звук работающей техники вгрызся в уши. Он отшатнулся, сжал за плечо Валюшу.

— Да слышу я, Турецкий, не глухая. Падай…

Они упали в пахучий прелый гумус, застыли.

Урчание двигателей нарастало, где-то рядом, судя по всему, проходила проселочная дорога.

— Господи, Турецкий, меня сейчас муравьи сожрут. Сколько их здесь, мама дорогая…

— Терпи, Валюша, — сдавленно прошептал Турецкий, — насекомых на земле больше, чем всех остальных животных вместе взятых.

— Ужас какой, и все они здесь… Слушай, они уже тащат меня в свой муравейник…

Мотор заглох, и быстро выяснилось, что машина была не одна. С обратной стороны приближался еще один автомобиль. Вот он тоже заглох. Порывы ветра донесли отрывистые голоса.

— Отползаем, Валюша, в лес. Только попу не задирай выше небоскреба…

— На себя лучше посмотри…

Шепотом переругиваясь, они ретировались в лес, залегли за поваленным деревом. Но и здесь было не лучше, муравьи атаковали развернутым фронтом. Проселочная дорога пролегала метрах в семидесяти от опушки, тянулась, видимо, параллельно ей и не просматривалась из-за высокой травы. Встретились два черных джипа. Они стояли нос к носу, как рассерженные быки. У машин, на фоне заходящего солнца, грудились люди. Все они были в штатском, серьезно сложены, мрачны. Водитель одного из джипов извлек из багажника насос, подсоединил его к прикуривателю, стал накачивать шины. Кто-то закурил, потянулся дымок. Выделялась фигура Махонина — он рассерженно что-то вещал коренастому типу в костюме из замши. Прихрамывая, вернулся к джипу. Отворил дверцу, с подножки спустился главный «оборотень» Короленко, повертел головой, обозрев убегающую в бесконечность опушку леса, зафиксировал взгляд примерно на том участке, где лежали беглецы. Турецкий почувствовал, как холодок пробежал по спине. Но это чисто психологическое — не мог тот ничего разглядеть на таком удалении.

— Ой, Турецкий, он, кажется, на меня смотрит, — ойкнула Валюша.

— Могу поспорить, что на меня, — огрызнулся Турецкий. — Ты, главное, не шевелись, и все будет нормально.

— А как не шевелиться? Меня уже муравьи доедают…

Даже с расстояния было заметно, что настроение у начальника милиции далеко не праздничное. Сильно прихрамывая, держась правой рукой за плечо левой, он добрел до капота, что-то бросил долговязому типу в бейсболке. Тот сбегал во вторую машину, принес папку, развернул на капоте. Судя по всему, внутри была карта местности. Короленко и Махонин склонились над ней, стали живо что-то обсуждать. Вероятно, Махонин осмелился высказать мнение, идущее вразрез с мнением начальства, Короленко рассвирепел, принялся орать на все поле. Потом он отшвырнул карту, потащился обратно в машину. Махонин сплюнул, поманил крепыша. Тот с готовностью подскочил, начал впитывать инструкции. Команда пошла по цепочке. Часть людей бросилась к одному джипу, часть к другому. Моторы заработали почти одновременно. Задержался лишь Махонин. Он поднес к губам компактную рацию, начал что-то говорить. Выслушал ответ, отключился, побежал к джипу, перевозящему «сиятельное» тело Короленко. Из сценки явствовало, что наличием двух машин, набитых людьми, силы неприятеля не ограничиваются. Автомобили начали движение одновременно — разлетелись, смяли траву, развернулись. Один покатил, поднимая клубы пыли, на север, другой на юг. Оба вскоре пропали. Турецкий задумался. Путь на запад — в направлении Тасина и железной дороги — на первый взгляд открыт. Большое русское поле, а за полем, в вечерней дымке, еще один туманный лесной массив. Перебежать это поле, если постараться, можно минут за десять. Машины вряд ли вернутся, может подфартить…