До русского парня тут никому не было дела. Или никто не знал, что он русский, или тут привыкли к большому этническому разнообразию и наличию среди проходивших обучение и русских, и украинцев, и прибалтов. Хотя большая часть «курсантов» имела внешность азиатскую, речь слышалась тут в основном английская. На фарси и других языках разговаривали лишь между собой и в узком кругу. Все команды, все обучение шло на английском, и никого не волновало, что ты не знаешь языка. Учи, или будешь получать пинки и удары стеком от инструкторов, постоянно подгонявших курсантов.

Молчаливый афганец принес Рубичу одежду – обычную полувоенную форму без знаков различия, – дождался, пока тот оденется, и махнул рукой, чтобы русский шел за ним. Привел он его в столовую. Это был небольшой барак, собранный из неструганых досок. Внутри стояли длинные столы и лавки из таких же досок. В лагере вообще все было каким-то временным, собранным на скорую руку. Рубич подумал, что это может говорить о том, что подобного рода лагеря часто меняют место своего расположения, и нет смысла строить капитальные здания. Да и «курсанты» должны привыкать к спартанским условиям. Им ведь предстоит именно в таких условиях «работать».

– Ну, осмотрелся? – поинтересовался Джордж, когда к нему привели Рубича в такой же барак, только внутри поделенный на несколько комнат деревянными перегородками. – Как тебе у нас?

– Что вам от меня нужно? – ответил вопросом на вопрос Алексей.

– Вот это деловой подход, – похвалил американец. – Ладно, давай о делах. Ты уже понял, что остался жив не по божьему провидению и не по причине невероятного везения. Все, что с тобой происходило, имело одну цель – показать, что с тобой будет в случае отказа. Ну, и помочь тебе принять правильное решение. Ты – снайпер, хороший снайпер, как нам удалось установить. Ты просто талант, мастер в своем деле. Тебя продали нам. Да-да, продали, и нечему тут удивляться. За тебя заплатили хорошие деньги, и ты их должен отработать.

– Стрелять в своих? – бесцветным голосом пробормотал Рубич.

– В своих? – искренне удивился американец и даже вскочил со стула. – Кто тебе свои? Что значит, свои? Тебе сколько платили за твою работу, кому ты там был нужен? А тут тебе будут платить столько, что через несколько лет ты сможешь купить себе дом на побережье, хорошую машину, открыть бизнес и жить, поплевывая и на своих, и на чужих. Свои для тебя только те, кто тебе хорошо платит, кто о тебе беспокоится.

– Есть понятие родина, присяга, боевое братство, – машинально говорил Рубич, понимая, что его лепет тут никого ни в чем не убедит. Тут вообще словам придают мало значения.

– Если тебе так спокойнее, если это заткнет твое больное понимание этих слов, то скажу, что тебе не придется стрелять в «своих». Ты будешь учить местных головорезов. Готовить снайперов! Вот и вся твоя работа. Ты их учишь, по ночам спишь в теплой постельке, хорошо питаешься, а на твой счет в банке ежемесячно капают звонкие монеты. И все зависит от тебя. Будешь хорошо учить – через год миллионером станешь. Хочешь через год иметь на счету миллион? Это реально, только надо хорошо работать, и тебе будут платить. Для этого тебе надо получать чуть больше восьмидесяти тысяч долларов в месяц. А ты можешь получать и сто, и двести, но все зависит от тебя!

Рубич стоял, опустив голову, а перед ним чуть ли не из штанов выпрыгивал Джордж и доказывал, что все зависит от самого себя, что в их мире вообще все зависит только от себя. И можно… И он в десятый раз стал перечислять, что можно на эти деньги. Алексея подмывало спросить, а чего это Джордж так часто об этом говорит? Нравится слушать, срабатывает комплекс неполноценности, будоражат нутро несбывшиеся мечты? Но злить этого человека не хотелось.

План в голове Рубича сложился в первые же часы. Уж чего-чего, а работать на террористов он не хотел ни в каком виде. Тем более стрелять самому. Это может всплыть в любой момент, и как ты будешь выглядеть в глазах своих товарищей по оружию, которые тебя помнили, в глазах своих командиров, в глазах близких?

План Рубич реализовал на четвертые сутки. Трое суток он добросовестно готовился к работе инструктора по снайперскому делу. Спал он в отдельной комнате, очень маленькой и отделенной от общего помещения казармы тонкой перегородкой в одну доску. По вечерам старательно и правдоподобно писал программу обучения с почасовой раскладкой, методикой упражнений и тому подобным. А днем готовился к побегу.

Собственно, днем он осматривал лагерь и распоряжался, что и как нужно сделать, чтобы получился нормальный полигон для будущих снайперов. Ему сразу объяснили, что за территорию на учения со своей группой он сможет выйти не раньше, чем через полгода. И пришлось ему на месте, в пределах лагеря придумывать участки для тренировок в маскировке, тренировок чисто стрелковых, дальномерных и тому подобного. Естественно, что самой серьезной стороной всей этой подготовки было знакомство с периметром лагеря, системой охраны и определением возможности побега. Желательно незаметного.

Случай представился на четвертые сутки. Группу для Рубича еще не собрали, а его помощник, все тот же немногословный афганец по имени Шаббо, ходил по пятам и спал за стенкой. В такой ситуации сложно остаться без внимания даже на минуту. Но Рубич нашел такую возможность.

Лагерь представлял собой огромную ровную площадку на краю небольшого горного плато. На юге – обрыв и перепад высот метров в пятьдесят, на севере и востоке – скалистые участки и осыпи, переходящие в каменные стены. На юг плато сужалось и опускалось узким языком к небольшой извилистой речной долине. Здесь пролегала единственная дорога, доступная для использования автомобильного транспорта.

Сам лагерь был огорожен деревянными столбами и опутан ржавой колючей проволокой. Эти изгороди уходили на север и на восток почти на километр. Дальше простиралась практически безжизненная каменистая поверхность, с чахлыми кустиками и вездесущими ящерицами. И внутри этого огромного загона каменными стенами в два метра высотой была огорожена собственно жилая территория. Здесь стояли жилые домики, здесь была кухня и все подсобные службы. А за пределы каменных стен «курсантов» выгоняли во время утренних зарядок и многокилометровых пробежек. Там же были оборудованы полигоны для тренировок.

Рубич понял, что уходить по плато к горам бессмысленно. Он этих гор не знает, не знает местности за пределами плато и просто не выживет, даже если удастся продержаться несколько дней. Идти надо туда, где люди, где еда и вода и где есть транспорт. Главной составляющей успеха побега Рубич видел возможность быстро покинуть территорию поиска. Чем быстрее и дальше он уйдет в первые часы и сутки, тем сложнее его будет найти.

Решение пришло в голову само. Рубич еще в первый день понял, что вода в лагерь поступает из старой скважины. Уровень воды там невысок, вода поступает с перебоями, а мотор все время выходит из строя. И тогда на время ремонта воду в накопительные железные баки привозят «водовозкой». Старый советский «ГАЗ‑66», с полустершейся красной звездой на борту и остатками белого номера, имел на себе полуторакубовую цистерну. Вдвое меньшая цистерна располагалась на прицепе. Когда в лагере случались перебои с водой, этот старый «газон» спускался по дороге к реке и накачивал в цистерны воду. Повторяли процедуру столько, сколько требовалось. Обычно машина делала два или три рейса. Потом снова удавалось запустить мотор, и воду начинали качать из скважины.