Стрелять по иранцам всем было бессмысленной тратой патронов. Больше всего в темноте напрягала тишина после выстрелов. И если нам было неуютно, имея тактическую карту, мы видели своих противников как на ладони. И зряче могли реагировать на любую их попытку нанести нам урон. То как же было все непонятно тем, кто шел нас уничтожать. Однако враги сообразили быстро – против них два точных ствола и максимум четыре-пять человек. Точки на экране телевизора задвигались и начали перемещаться на экране с целью охватить справа и зайти выше позиции Грязнова. Диверсанты умело прятались на пересеченной местности. Их не испугала потеря сразу четырех основных боевых единиц из своего состава. Миномет бухнул негромко, мина ушла почти вертикально. Разрыв ударил в тридцати метрах от самого передового иранца.

– Я Дервиш, ближе тридцать, – откорректировал мой первый выстрел майор, наблюдая яркую вспышку разрыва на телевизоре. Свет на мгновение ослепил датчики и залил белым цветом экран перед майором, но изображение тут же восста-новилось. Вторая мина заставила диверсантов вжаться в щебень и камни, а осколки легко ранили двоих. Диверсанты реагировали с похвальной быстротой. Красные точки на экране начали отступать перекатом, тщательно прячась на остановках за любое подходящее укрытие. Преследовать их было невозможно, но Грязнов ввел в действие свою противотанковую винтовку, как мысленно я обозвал его монстра. Трижды тишина была разорвана в клочья грохотом «Взломщика», и еще три диверсанта поплатились за попытку уничтожить нашу заставу в темноте горной ночи. Тихо завелся дизель БТР, и Муха добавил шума и света, разбавив ночную темень буханием крупняка. Иранцы поняли, что вляпались. Ночников у них много не было, но спорить с КПВТ, ночной прицел которого с подсветкой свободно работал на четыреста метров, никак было не возможно. Гильзы сыпались наружу, звеня и перекатываясь по броне снаружи восемьдесятдвойки.

Ни один не сдался. Они умудрились разбить фару подсветки на БТР. За что поплатился еще один пришлый солдат противника. Но вот разбить спутник у них никак не получалось.

– Олег, куда ты лупишь? Давай правее пять-десят, – кричал мне майор в ухо через щекофон рации.

– Один снаряд, огонь! – Окружко отпустил бомбочку в ствол миномета и закрыл уши. – Выстрел! – крикнул он в который раз и присел, остальные из состава расчета отреагировали почти так же, только повернулись спиной к стволу. Шпок ударил по ушам тугой волной выстрела, и сноп огня вылетел из кончика ствола, унося три килограмма железа в сторону непрошеных диверсантов. – Откат нормальный, – выдал Окружко сообщение. Какой откат может быть у нашего миномета, я не понимал, но слова всплыли сами из памяти. А необходимость сообщения, что после выстрела с нашей мортирой все о’кей и плита не сдвинулась, была обязательной.

– Попал! – взорвался наушник голосом майора. – Давай две – беглым! – азартно скомандовал он. «Ему там наши поползновения, как игра компьютерная на экране телевизора».

– А, чтоб тебе! – выругался утром майор, узнав итоги ночного столкновения после тщательного осмотра местности. Иранцы ушли и маячили пятью активными точками, медленно приближаясь по скатам и расщелинам к Кушаку. Остальные их группы стерегли гору, окружив ее со всех сторон, и не трогались с места. – Заводи бэтээр. Догоним по дороге и добьем на склоне, пока светло и они с другими группами не соединились. Далеко не ушли. Наверняка раненые есть, а оружие и боеприпасы тащат на себе. Подымай заставу в ружье, лейтенант. Этих надо всем скопом давить, а то вырвутся и уйдут, – сказал мне майор и сам направился в сторону урчащего дизелями бронетранспортера.

Пришлось мне майору возражать.

– А если они мины поставили?

– Какие мины? Они по склону на нас шли и так же отходили, – отмахнулся майор.

– А если дистанционно выставили?

– Где? В горах? Ты что, Олег? Добить их не хочешь?

– Добить-то я их хочу, только вот солдаты у нас сутки нормально не спали. Они носом клюют в приклады. А против них ветераны. Вон как ушли. Без звука. Словно не мы у них выиграли бой, а они нам проиграли временно.

– Мы на войне, а не дома. А они не дети малые, – отбил мои аргументы майор зло и с нажимом в интонациях.

– А ты сам-то солдатом был, майор? – огрызнулся я и насупился. Майор укоризненно молчал, давая мне выговориться. У меня даже озноб по коже пробежал, как перед дракой в детстве. Удавил бы за своих бойцов. А он, ишь ты, их на этих волкодавов послать хочет. Хотя прав майор. Надо их выбить. – Ладно, только я поведу. А вы на связи у телевизора. А потом сутки отдыха, – безапелляционно предупредил я. Солдат поднимали и расталкивали с трудом. Прикорнули мои воины высокогорные кто где успел прислониться. Оружие обняли, как дети игрушки, и сопят. Только сопят настороженно, разговаривают во сне, вскрикивают. Строились с неудовольствием.

– Становись! – Дальше я им не смог команду подать. – Боря, проверь наличие по головам, – не по уставу скомандовал я сержанту.

– Все, товарищ лейтенант, за исключением повара, дневального, дежурного, связиста, двух наблюдателей и санинструктора. – Да, прибавилось у нас в санчасти раненых.

– Рравняйсь! Смирррна! Вольно! – все-таки командую я, приветствую своих уставших подчиненных и опускаю правую ладонь вниз. – Скажу просто. Все устали. Поэтому мне нужны десять человек, чтоб с почетом проводить наших ночных гостей. Это они расстреляли чарлинцев и хотели расправиться ночью с нами. Елену Ивановну вы видели. Объяснять, надеюсь, не надо. Добить их надо, товарищи солдаты. Мне нужен водитель на БТР, два пулеметчика, гранатомет, два снайпера и расчет к миномету. В близкий контакт входить с противником не будем. Используем превосходство в дальности стрельбы из КПВТ и миномет. Вопросы есть? – Вопросов не было, строй молчал, ожидая моего решения. – Вопросов нет.

Прапорщик Грязнов, сержант Цуприк, ефрейторы Пирмухаммедов, Файзуллин, Шакиров, Окружко, Швец, Бойко, Петров, Бец, Черныш, Шустрый – на месте. Остальные вычистить оружие, переснарядить магазины, привести внешний вид в порядок, разобраться по сменам на постах и отдыхать. Старший в расположении на время отсутствия сержант Цуприк. Разойдись. – Забряцало оружие антабками и карабинами. Вспухли негромкие разговоры между расходящимися солдатами. Боря возмутился.

– Тащ лейтенант, – сержант Цуприк, обиженно и по-уставному обратился он, задерживая ос-тальных, – разрешите с вами?

– Отставить, тащ сержант. – Боря отвернул лицо в сторону и покраснел буряковым цветом. Шея даже сквозь загар пышела бордовым огнем обиды. Пришлось быстро отправить всю мою группу преследования грузиться во главе с Грязновым, а мне остаться с Борей. Он повернулся ко мне спиной, шмыганул носом и вытер рукой слезы, выкатившиеся из глаз.

– Боря, мля, не время сейчас. Приеду – поговорим. Ты присмотри за народом. Кроме тебя у меня заместителей нет. Все на нас.

– Есть, тащ лейтенант. Разрешите идти? – Он так ко мне не повернулся. Стеснялся соплей своих. А ведь не игрушку просил у меня, а боевой выход. Придется его потаскать по камням, но в следующий раз. А я чую низом своей спины, что будет у нас этих разов еще много.