– Оставим в стороне сравнения, – сказал я, – но демагогия и подкупность наших политиков в мое время явились бы непреодолимыми препятствиями для предоставления государству заведывания национальной промышленностью. По-нашему, хуже нельзя было бы устроиться, как отдать в распоряжение политиков производительные средства страны, созидающие народное богатство. Материальные интересы и без того были тогда игрушкою в руках партий.

– Без сомнения, вы были правы, – возразил доктор Лит, – но теперь все изменилось. У нас нет ни партий, ни политиков. Что же касается демагогии и подкупности, то в настоящее время эти слова имеют лишь историческое значение.

– В таком случае самая природа человеческая, должно быть, сильно изменилась, – заметил я.

– Нисколько, – возразил доктор Лит, – но изменились условия человеческой жизни, а вместе с тем и побуждения человеческих поступков. Наша общественная организация более не премирует подлости. Но это такие вещи, которые вы поймете со временем, когда поближе узнаете нас.

– Но вы не сказали мне еще, как вы порешили с рабочим вопросом. До сих пор мы все говорили о капитале, – заметил я. – И после того, как нация взялась управлять фабриками, машинами, железными дорогами, фермами, копями и вообще всем капиталом страны, рабочий вопрос все-таки оставался открытым; с задачами капитала нация приняла на себя и все тягости положения капиталиста.

– Лишь только нация приняла на себя задачи капитала, эти тягости не могли иметь места, – возразил доктор Лит. – Национальная организация труда под единым управлением и явилась полным разрешением того, что в ваше время и при вашей системе справедливо считалось неразрешимым рабочим вопросом. Когда нация сделалась единственным хозяином, все граждане в силу права своего гражданства стали рабочими, которые классифицировались согласно потребностям промышленности.

– Значит, – заметил я, – вы к рабочему вопросу просто применяли принцип всеобщей воинской повинности, как понималось это в наше время.

– Да, – отвечал доктор Лит, – это совершилось само собой, как только нация стала единственным капиталистом. Народ привык уже к той мысли, что отбывание воинской повинности для защиты нации обязательно и необходимо для всякого физически способного гражданина, что все граждане на содержание нации одинаково обязаны вносить свою долю промышленного или интеллектуального труда, – это также было очевидно, хотя этого рода обязанность граждане могли выполнять с убеждением в ее всеобщности и равнозначительности только тогда, когда нация сделалась работодателем. Немыслима была никакая организация труда, пока предпринимательство распределялось между сотнями и тысячами отдельных лиц и корпораций, между которыми единодушие было недостижимо, да и невозможно в действительности. Тогда беспрестанно случалось так, что множество людей, желавших работать, не находило никаких занятий; с другой стороны, те, которые желали уклониться от своей обязанности или от части ее, могли легко осуществить свое желание на практике.

– Теперь, стало быть, обязательно для всех участие в труде, который организован государством? – заметил я.

– Это делается, скорее, само собою, чем по принуждению, – возразил доктор Лит. – Это считается столь безусловно естественным и разумным, что сама мысль о принудительности оказывается неуместной. Личность, которая в данном случае нуждалась бы в принуждении, сочли бы невообразимо презренной. Тем не менее эпитет «принужденности» по отношению к нашему понятию о службе не вполне характеризует ее безусловную неизбежность. Весь наш социальный строй целиком основан на этом и вытекает из этого, так что, если бы мыслимо было кому-нибудь уклониться от службы, он был бы лишен всякой возможности снискивать себе средства к существованию. Он сам исключил бы себя из мира, отделял бы себя от ему подобных – одним словом, совершил бы самоубийство.

– Что же, служба в этой промышленной армии пожизненная?

– О нет. И то и другое начинается позже и кончается ранее среднего рабочего периода в ваше время. Ваши мастерские были переполнены детьми и стариками; мы же посвящаем период юности образованию, а период зрелости, когда физические силы начинают ослабевать, отдаем покою и приятному отдыху. Период промышленного служения составляют двадцать четыре года, начинаясь по окончании курса образования в двадцать один год и оканчиваясь в сорок пять лет. От сорока пяти до пятидесяти пяти лет включительно граждане, хотя и освобожденные от обязательной работы, подлежат еще специальным призывам в исключительных обстоятельствах, когда является потребность внезапно увеличить количество рабочих сил; но подобные случаи редки, в действительности почти небывалые. Пятнадцатое октября является ежегодно тем, что мы называем днем смотра, так как в этот день те, кто достиг двадцати одного года, вступают в промышленную службу, и в то же самое время те, которые, прослуживши 24 года, достигли сорокапятилетнего возраста, получают почетную отставку. Это величайшее событие у нас в году, с него мы ведем счет всем другим событиям, это – наша Олимпиада, отличающаяся от древней разве тем, что у нас она отправляется ежегодно.

– Вот после набора-то вашей промышленной армии, – сказал я, – и должно было, по моему мнению, возникнуть главное затруднение, так как на этом и кончается вся аналогия ее с военной армией. Солдатам приходится исполнять всем одно и то же, и самое простое дело, а именно – упражняться в маршировке, отбывать караул и учиться владеть оружием. Промышленной же армии приходится изучить двести или триста различного рода ремесел и профессий. Какой же административный талант в состоянии решить, кому заниматься каким промыслом или профессией!

– Администрации нет никакого дела до определения этого пункта.

– Кто же определяет его? – спросил я.

– Каждый человек делает это сам для себя, сообразно своим природным способностям. При этом предварительно принимаются всевозможные меры, чтоб сделать его способным для определения истинных своих способностей. Принцип, на котором организована наша промышленная армия, таков, что природные дарования человека, как нравственные, так и физические, определяют, какого рода работу он может исполнять с наибольшей производительностью для нации и с наибольшим удовлетворением дли самого себя. Тогда как от всеобщей обязанности службы никто не может уклониться, род службы, которую должен нести каждый, зависит от свободного выбора, подчиненного лишь необходимому регулированию. Так как довольство каждого в отдельности при отбывании срока своей службы зависит от того, насколько дело его отвечает его вкусам, то родители и воспитатели следят за проявлением особенных склонностей в детях с самого раннего возраста их. Важную часть нашего воспитания составляет первоначальное ознакомление с национальной промышленной системой и ее историей, а также знание начальных основ всех крупных ремесел. Тогда как промышленная подготовка не нарушает нашей общеобразовательной системы, имеющей целью ознакомление с гуманитарными науками, она все-таки достаточна для того, чтобы наряду с теоретическим знанием национальных производств приобрести известное знакомство с орудиями промышленности и применением их. Юношество наше часто посещает мастерские, совершает более или менее продолжительные экскурсии с целью ближайшего ознакомления со специальными отраслями промышленности. В ваше время никто не стыдился оставаться невеждой во всех специальностях, кроме своей собственной. У нас подобное невежество было бы несовместимо с обязательством каждого гражданина разумно, толково выбирать себе профессию сообразно своим способностям и склонности. Молодой человек обыкновенно задолго до призыва на службу успевает не только уяснить себе свое призвание, но и приобрести много сведений в его области и нетерпеливо ожидает вступить в ряды рабочих по избранной им специальности. Если же у него нет специального призвания и сам он не пользуется удобным случаем для выбора, тогда его назначают на какое-нибудь из занятий, не требующих особенных познаний, но нуждающихся в силах.