Меж кострами велел пройти.

/Идегей 1990, с. 107/

Как бы то ни было, казнь Михаила оказалась выгодной для Бату, поскольку был устранен влиятельный претендент на владение Северской землей, перешедшей под управление монголов. А вскоре правитель Улуса Джучи окончательно закрепил свое владычество над этими территориями, казнив еще одного претендента на черниговский стол — Андрея Мстиславича, отец которого, Мстислав Рыльский, еще в 1240-1241 гг. сражался против монголов, был схвачен ими и убит. На этот раз Бату даже не пришлось искать повод, вина князя Андрея была, по монгольским понятиям, достаточно велика: он «уводил лошадей татар из земли и продавал их в другое место» [Иоанн де Плано Карпини 1997, с. 36]. Конечно, следовало бы провести расследование и убедиться в справедливости обвинения: Иоанн де Плано Карпини отмечает, что «этого не было доказано». Но князь Андрей, как и Михаил, являлся законным претендентом ра Чернигов, и поэтому его казнили, а его младшего брата заставили жениться на вдове князя Андрея: «Бату сказал троку, чтобы он взял себе в жены жену вышеупомянутого родного брата своего, а женщине приказал поять его в мужья, согласно обычаю татар. Тот сказал в ответ, что лучше желает быть убитым, чем поступить вопреки закону. А Бату тем не менее передал ее ему, хотя оба отказывались, насколько могли, и их обоих повели на ложе, и плачущего и кричащего отрока положили на нее, и принудили их одинаково совокупиться сочетанием не условным, а полным» {Иоанн де Плано Карпини 1997, с. 36]. Полагаю, этот «брак по принуждению» был заключен по приказу Бату с целью дискредитации брата князя Андрея в глазах русских: связь, а тем более брак с женой покойного брата, по русским понятиям считался дикостью, и теперь княжич не мог рассчитывать на черниговский стол.

Итак, вопрос об управлении в Переяславском и Черниговском княжествах был решен Бату путем устранения местных претендентов. Но чем дальше находились южнорусские земли от ставки Бату, тем меньше была его власть над ними. Так, в Киеве, который был жестоко разорен и окончательно утратил статус столицы Руси, Бату пришлось признать разделение власти своего баскака с русским князем. Впрочем, в правление Бату титул великого князя Киевского носил Ярослав Всеволодович, а затем его сын Александр Невский. Ни тот, ни другой после 1243 г. в Киеве так и не появились, а другие русские князья на этот стол не претендовали, и он утратил статус великокняжеского со смертью Александра Ярославича (1263 г.). Фактическая власть в Киеве находилась в руках ханских баскаков, так что никто не оспаривал сюзеренитета Бату над этими территориями. В первой половине XIV в. в Киеве сидели (вряд ли к ним применим термин «правили»!) князья, происхождение .которых не установлено, делившие власть с баскаком, а позднее подчинявшиеся литовским великим князьям. Только после победы Ольгерда над ордынскими «отчичами» на Синей воде в 1362 г. на смену князьям и баскакам в Киеве пришли наместники Великого князя Литовского.

Иоанн де Плано Карпини сообщает о «селении Канов, которое было под непосредственной властью татар», но уже ближайшим к нему селением управлял некий алан Михей, которого францисканец не называет монгольским чиновником [Иоанн де Плано Карпини 1997, с. 70]. Таким образом, Михея можно считать и наместником, поставленным русскими князьями и номинально признававшим власть Бату. Таких управителей в Южной Руси было немало. Среди них — разделявший власть с баскаком правитель Бакоты Милей, который во время похода монголов на Галицко-Волынскую Русь «приложися... к нимъ». Градоначальник Кременца Андрей «надвое будущу, овогда взывающуся: „королев [т. е. Даниила Галицкого, принявшего в 1253. г. королевский титул. — Р. П.] есмь", овогда же „Татарьскым"» [ПСРЛ 1908, с. 827-829]. Еще далее на Западе располагалась Болоховская земля, владетели которой, именовавшиеся «князьями», поставляли воинам Бату провиант и фураж, но их заисимость от правителя Улуса Джучи была вовсе номинальной. Настолько номинальной, что Бату впоследствии даже не нашел законного повода наказать Даниила Галицкого, разорившего Болоховскую землю (на рубеже 1241-1242 гг.): местные правители не имели статуса подданных наследника Джучи, и он не имел повода вступаться за них [см.: ПСРЛ 1908, с. 791].

Бату сумел использовать противоречия южнорусских князей с местным боярством и успешно привлекал бояр на свою всторону, признавая их своими подданными путем выдачи соответствующих грамот: тот же Андрей Кременецкий заявлял: «Батыева грамота у мене есть» [ПСРЛ 1908, с. 829]. По мнению исследователей, власть Бату в этих областях подкреплялась не столько законом или военной силой, сколько социально-экономическими средствами — в первую очередь сохранением общинного самоуправления и упорядоченностью налоговой системы по сравнению с близлежащими русскими княжествами. Не удивительно, что на территории, подвластные Бату, переселялись из соседних областей многочисленные представители всех сословий — от бояр до крестьян, — хотевшие уйти от междоусобиц, освободиться от княжеского самовластия и огромных поборов [см., напр.: Вернадский 2000, с. 225-229; Грушевский 1913, разд. 38].

Большинство областей, жители которых перебегали во владения монголов, в то время находилось под властью Даниила Романовича Галицкого и его брата Василька Волынского. Последние, естественно, были не слишком довольны подобной политикой монголов, но не имели возможности изменить ситуацию. Во время нашествия Бату на Галицко-Волынскую Русь Даниилу удалось счастливо избежать гибели и плена, найдя убежище в Венгрии, а его брат Василько Волынский укрылся в Польше. По сообщениям летописей, возвратившись, Даниил не нашел во Владимире-Волынском ни одного живого человека, а в Берестье не смог даже въехать из-за смрада непогребенных тел — причем это было уже в 1242 г., т. е. по прошествии года после разорения! Естественно, первоочередной задачей Даниила стало восстановление разрушенных городов и сел. От этого его постоянно отвлекал то один, то другой претендент на Галицкий стол, а год спустя некий Актай, его осведомитель из Половецкой степи, сообщил: «Батый воротилъся есте изо Угоръ, и отрядил есте на тя два богатыря возъискати тебе, Манъмана и Балаа». И Даниилу, который не был готов противостоять монгольским отрядам и не желал признать власть великого хана, пришлось оставить свою резиденцию Холм и вместе с митрополитом Кириллом бежать на Волынь, к Васильку [ПСРЛ 1908, с. 795].

Можно только догадываться, какие именно указания дал Бату багатурам Маноману и Балаю. Одни считают, что это был еще один набег на Русь, хотя и менее крупный, чем прежде [Пашуто 1956, с. 193], другие — что это были послы Бату, направленные к Даниилу и Васильку с целью вызвать (и, возможно, сопровождать) их к Бату [Хрусталев 2004, с. 235-236]. Как бы то ни было, Даниил от встречи с Балаем и Маноманом уклонился, и те в отместку вторглись в волынские земли, дошли до Володавы на Буге, громя и разоряя местные села и деревни, только что восстановленные после предыдущего нашествия. Однако Бату, по-видимому, решил уладить конфликт с Романовичами мирным путем и вскоре отозвал своих посланцев из волынских земель, позволив Даниилу активизировать действия против Михаила Черниговского, его сына Ростислава и их союзников — поляков и венгров. 17 августа 1245 г. русско-польско-венгерское войско Ростислава Михайловича было разгромлено войсками Романовичей у города Ярослава. Сорокалетняя война за господство над Галицко-Волынской Русью, начавшаяся в 1205г. после гибели Романа Великого, отца Даниила, была завершена. И тут Бату разом превратил эту блистательную победу в пиррову! Почти сразу после Ярославской битвы к Даниилу прибыл посланец от Мауци («Могучея») с лаконичным посланием: «Дай Галич!» Если бы Даниил и на этот раз уклонился от переговоров с представителями Бату, это вполне могло повлечь очень тяжелые для Галицко-Волынской Руси последствия: города его не были укреплены, войска поредели после битвы под Ярославом. Поэтому князь принял именно такое решение, какого, собственно, и добивался Бату: «Не отдам половину своей отчины, поеду к Батыю сам»[21].